Что же с ней могло случиться, что она загремела в больницу? То, что отделение отдельное с отдельной же палатой — понятно. Муж не хочет огласки, естественно это не очень приятно, что красавица жена вдруг сошла с ума. Вот он и прячет ее подальше от людей. Воля случая и наше любопытство то, что мы вообще ее увидели. Интересно, а как знакомым Андрей объяснил ее внезапное исчезновение? Хотя сейчас можно придумать все, что угодно. Уехала отдыхать, к маме, подалась в паломники, изучает тибетские практики и прочую чушь.

Ну да, почему бы и нет.

Девушку мне, конечно, было безумно жаль, но теперь я, наконец, успокоилась, поняв, что ей ничего не угрожает. Правда некая доля сомнений все же оставалась где-то очень глубоко в душе, но я старательно их гнала, понимая, что это всего лишь моя разыгравшаяся фантазия рисует страшные картины преступления.

Вскоре пришла Марья Никитична от соседки и принесла с собой банку вишневого варенья.

На улице совсем потеплело, мы вышли на веранду. Я принесла горячий чайник, тут же разлила кипяток по кружкам. Пока заваривался чай, открыла банку варенья и выложила его в хрустальную розетку. Бабушка принесла батон хлеба, нарезала тонкими ломтиками.

— Сто лет ничего подобного не ела! — клубничное варенье таяло во рту, напоминая вкус детства. Моя бабушка тоже когда-то закрывала варенье и открывала его лишь зимой, а летом никогда. На нее не действовали никакие уговоры, слезы и обиды, потому что летом, говорила бабушка, витаминов и так достаточно.

— Мы так с дочкой раньше любили сидеть, когда еще вместе жили, а потом она этого своего горемыку нашла и пошло-поехало. Эх...Ой, чуть не забыла... представляешь, мне Ольга Дмитриевна сейчас пожаловалась. Оказывается, внучка у нее пропала. Вернее, жалуется уже месяц как.

— Да вы что?

— Ага, говорит, к ней из дому ехала, позвонила, мол, выезжаю и всё.

— Надо же... разве так бывает?

— А то как же?! Каждый день, пишут, по сто человек пропадает. А может и больше, не верю я этим в телевизоре.

— А что же полиция?

— Да какой там. Папаша её чистый урод, пьет с женой новой до белой горячки. Девчонка им поперек горла. Мама-то ее, Ольги Дмитриевны дочка, умерла прошлой весной. Он её и довел ведь, гад. Так вот, она давно к Оле собиралась, и вот собралась...

— Ну пусть она в полицию заявление подаст...

— Так она ходила, а ей говорят, а чего папаша по месту жительства не подает? Ты, говорят, ей, бабуля, иди с богом. Небось, говорят, с тобой девка общаться не хочет. Возраст, мол, такой. Раз отец не волнуется там, то все хорошо.

— Ну а что, если ей самой поехать куда там вы говорите?

— Да что ты... Ольга Дмитриевна уже пять лет как в кресле инвалидном. После инсульта аккурат её и скрутило. Деревня-то за шесть часов отсюда, она даже и поехать не может, бедняжка...

— Да уж... И что же, совсем ей помочь некому?

— А кто поможет? Дочка умерла, муж тоже, еще в девяностых паленкой траванулся. Я вот, да Клавдия из седьмого дома остались. Да много ли мы помочь-то можем? Ты ешь, милая, ешь...

Но у меня все мысли были заняты этой самой внучкой. Никому не нужной, пропавшей где-то между городами, девчонкой. И только бабушка ждала ее домой, не в силах даже пойти ее искать.

— Марья Никитична... вы спросите Ольгу Дмитриевну, можно я к ней зайду завтра после занятий? Может я как-то смогу помочь...

— Ой, да что ты, Лизонька, чем же ты поможешь?

— В полицию пойду. Буду ругаться, чтобы искали девочку.

— А и правда. Твоя правда. Вот верно — нам тебя небеса послали, не иначе. Хорошая ты девочка, завтра же и пойдем к Оле. Сегодня уже поздно, а завтра сразу после твоих занятий и пойдем. Будем искать девочку!