Пройдя куст с высохшей вишней, я нырнул в тонкий просвет между банькой и ветками и достал небольшую лестницу. Потянув её одной рукой, я почувствовал боль в плече, и пришлось, царапаясь о ветки, пролезать в щель и хватать лестницу обеими руками. Не спеша, я выволок её на тропинку, убрал с верхней части паутину и, обхватив за края и приподняв, прислонил к стене домика.
Чтобы попасть на чердак, сначала нужно было залезть на выступ крыльца. Я положил ладонь на балку, удерживающую навес, и дёрнул. Раздался скрип. Затем отошёл на несколько шагов… Что-то отгоняло меня от этого чердака. Объяснить сложно, но внутри нарастало волнение и хотелось в туалет.
Покусывая губы, я взглянул наверх, затем вниз, убрал с места, куда, предположительно, мог упасть, полено, отпихнул ногой ещё пару поленьев и взялся за лестницу.
Первая ступень напряглась, мягко прогнувшись под моим весом. С третьей ступени я руками зацепился за навес и подтянулся наверх. Вниз оползнем посыпались жёлтые листья. Отряхиваюсь…
Дверная ручка на чердак была покрыта ржавчиной, а сама дверь, скорее, была небольшим проёмом. Не разгибаясь, я подошёл ближе, посмотрел вниз. Ладошки похолодели, отсюда кажется сильно выше.
Взявшись за ручку, я, ни на что не надеясь, дёрнул её на себя и открыл скрипучую дверцу. В нос ударил сухой плотный запах… Смесь птичьего помёта и угля. На ладошке остались следы от ржавчины. Осторожно просунув голову в проём, я посмотрел по сторонам…
Свет почти не попадал на чердак, лишь сбоку и сверху прорывались тонюсенькие рваные лучики. Забравшись внутрь, я услышал под шлёпанцами хруст и, опустив глаза, обнаружил угольную крошку.
Крыша была острой, так что даже в самой высокой его части я не смог бы встать, пришлось ползти на корточках. Подняв пыль, я чихнул.
Слева, в нагромождении коробок, что-то встрепенулось, захлопало крыльями и молниеносно полетело на меня. Выставив перед собой руку, я свалился назад, и птица с длинным хвостом вылетела в дырку.
В лучиках солнца танцевала пыль, в груди учащённо билось сердце. В туалет захотелось ещё больше.
Привстав, я осторожно подполз ближе и взялся за нижний край полиэтиленового пакета, укрывавшего нагромождение коробок. Затем прикоснулся ладонями к стенкам картона и загляну внутрь. В одной из них оказались мои старые игрушки, в другой аккуратно сложенная одежда, от которой до сих пор пахло хозяйственным мылом, а в третьей фотоальбомы и какие-то книги. А за всеми коробками прятался дутый монитор, системный блок и мышка с клавиатурой.
Не веря своим глазам, я взялся за монитор, приподнял его, и с коробки, зажимающей пластиковый короб, упала шкатулка. Её крышка распахнулась, и, звонко брякнув, выпало кольцо.
Внутри всё похолодело, сжалось… по спине прошли мурашки.
Глава 4
Я сидел в полном оцепенении. Лучи света, пробивающиеся через крохотные дырочки, пропали. Чердак погрузился в темноту, даже воздух стал плотным, тяжёлым давящим на грудную клетку. От согретой солнцем крыши исходил жар, по виску скатилась капелька пота.
Схватив кольцо, я на карачках пополз к выходу. Набрав полные лёгкие воздуха, я прикрыл лицо рукой, отчётливо вспомнив похороны дедушки.
Короткой поступью иду к деревянному гробу, стоящему на двух табуретках в зале.
Дедушка одет в мышиного цвета пиджак и брюки. Туго застёгнута белая рубашка. Лицо бледное, кожа покрыта маскирующим тональником, точь-в-точь как молочная пенка. От гроба поднимается сладковато-мускатный запах, пропитанный смертью.
Кто-то со всхлипыванием кладёт мне руку на плечо. Повернувшись, я встречаюсь глазами с заплаканной сестрой дедушки. Приобняв, она плотно прижалась ко мне, и я чувствовал, как её серёжка колет щеку. Её тело потряхивает, почти вибрирует от непрерывных всхлипываний. Приходит мама, отводит родственницу на кухню, и я снова остаюсь с дедушкой один на один.