– Чика, – почти ласково повторяет Верка. – Она живет в моей комнате. Спускается с потолка.

Я смотрю на Волкову и, как всегда, не понимаю: она серьезно или нет?

Верка какое-то время молчит, а потом начинает хохотать. Знаете, как старая гиена, у которой двухсторонний бронхит. У меня от этого смеха мурашки по коже. Потом она уносится на стадион, а я возвращаюсь в класс. Я сегодня дежурная, надо подготовить доску для Лилии Семеновны. Стереть, что там мальчики накалякали.

Той же ночью мне снится кошмар. Что-то такое темное, какая-то тихая, вкрадчивая гадость притаилась в углу на потолке. Прямо над моей кроватью, где прикручен стеклянный ночник.

Я смотрю на нее, на эту штуку, и не могу пошевелиться. Руки у меня, кажется, связаны веревками, и ноги тоже. Хочу вскочить и убежать к родителям в спальню. Через коридор, дверь открыть и – ура – спасение! Заберусь между ними под одеяло, и сразу станет нестрашно. Будет хорошо.

Но у меня так не получается. Ножки мои, бедные, совсем одеревенели! А мерзкая сущность уже собралась прыгать – я же вижу, как она там всем телом напряглась, приготовилась меня атаковать. Сейчас она отцепится от потолка и свалится мне прямо на голову, со всеми своими склизкими щупальцами!

Я просыпаюсь, откидываю одеяло и убегаю к родителям.

Теперь по милости Верки в моей комнате тоже живет Чика.

Мы ждали их целый день. Всю субботу я дома из-за нее просидела! А Лева, между прочим, звал в «Свитер» в кои-то веки. Четыре сообщения подряд прислал! Это его личный рекорд.

Рейс из Питера должен был прибыть еще в полдевятого утра, папа поехал их встречать. Но потом вернулся. Сказал, что Евгений Олегович ему позвонил и сообщил, что они вечерним прилетают. Не мог раньше позвонить? Папа через весь город, между прочим, ехал в аэропорт, а потом обратно. В пробках стоял. Сейчас вот опять уехал – встречать вечерний.

Тетю Свету хоронили в Санкт-Петербурге, не у нас. Она ведь оттуда родом, хотя умерла в барнаульской больнице. Отпевали ее в старинном соборе. Верка после похорон две недели жила у бабушки, пока Евгений Олегович был в Германии. Просто ее не к кому было больше привезти. У бабушки давление, и она глухая. Глуховатая. А у второй, кажется, что-то с почками, ей недавно делали операцию.

Как по мне, так хоть бы они совсем не прилетали, эти Волковы.

Я села на кровать и в очередной раз осмотрела свою комнату.

Только она теперь не моя. Разве этого я хотела от жизни? Я хотела на летних каникулах сделать ремонт своими силами, обои переклеить. А теперь все желание пропало.

Две кровати. Вернее, кровать и раскладушка. Два шкафа, два письменных стола. Две настольные лампы, две тумбочки. Палата в пионерском лагере, а не комната! Комиссионный магазин! Папа хотел еще второе кресло поставить, из гостиной, чтобы Вере было где отдыхать, но я сказала: «Либо второе кресло, либо я». На потолок его, что ли, ставить? Такими судьбами я уже готова к Леве переехать и есть бараньи чебуреки круглый год.

Плакаты мама попросила тоже снять. Чтобы они не давили на Веркину психику.

– Комната должна быть нейтральной, понимаешь? Верочке нужно помочь освоиться.

А чем 5 Seconds of Summer может давить, я не понимаю? Объясни мне, мама, пожалуйста. Хорошо хоть, совсем меня из квартиры не выселили. Куда-нибудь к соседям.

Ой, кажется, звонок.

Мне стремительно становится тоскливо. Аж затошнило меня.

Мама сломя голову несется из кухни открывать. Она весь день жарила котлеты, варила харчо и резала салаты. Даже отгул взяла на работе на четыре дня. Вере нужно помочь устроиться, со школой договориться и все такое.