Она заинтересованно скашивает на меня один глаз.

– Нужны ведь, да? – От того, как всё просто, кружится голова. – Сколько Кот тебе пообещал? Сотню? Две? Да плевать, – трясу головой и хватаюсь за ноут. – Предлагаю пять, и ты летишь греть… гхм кости в какую-нибудь Аланью. Идёт?

– Пять сотен?

Она потягивается, закидывает ногу на ногу и поворачивается ко мне всем корпусом. Ставит локоть на подлокотник, подбородок на кулак и смотрит, как на малолетнего.

– Пять сотен.

Открываю банкинг, проверяю счёт. Фух, расплатиться со стервой хватит, а потом разберусь. Найду халтуру и как-нибудь заработаю. Главное, чтобы без нянек в пределах видимости.

– Заманчивое предложение.

И эта стервь вдруг становится мартовской кошкой. Под мой ошалевший взгляд цепляет ногтем за ворот поло, чертит ниже, до паха. Сглатываю рефлекторно.

– Милый, а откуда такие деньги?

– Есть разница?

С опозданием, но всё же прихожу в себя. Двумя пальцами подцепляю конечность с длинными, острыми когтями, перекладываю ей на колено. Фу. Таким страхом даже говнокод не написать.

– Нет разницы, только… – она подаётся ближе, касаясь губами уха. Передёргиваюсь, но терплю. – Котик платит в баксах. А тебе слабо?

Кот, с-с… собака. Ну хорошо, посмотрим, кто кого.

Увы, в чём, а в деньгах мне его не перебить. Это долбит по мозгам, будь они хоть сколько гениальными. С другой стороны – разве проблема подработать налево и рассчитаться с этой наседкой? Вообще, нет.

Стараясь сохранить лицо, захлопываю ноут.

– Если я заплачу тебе пятьсот тысяч, ты свалишь?

Анастасия Евгеньевна откидывается на спинку кресла.

– Свалю. А ты заплатишь? – с прищуром.

– Ради такого – почку продам, но сделаю.

– Договорились, милый. А теперь кыш, дай старой тёте поспать в ожидании очередного перелёта.

И она прикрывает глаза, дыхание выравнивается почти сразу.

Окей, Гугл. Как заработать триста штук за ночь?

За ночь, может, и никак. Но я точно знаю, кто в этом поможет.

Даже если это будет стоить мне очень дорого.

– Второй номер есть? – устало.

Потому что два часа до самолёта, ещё два в нём, почти три после и всё это – в компании незатыкающейся няньки. И ладно бы чесала языком не по делу, смог бы абстрагироваться, но нет. Анастасии Евгеньевне всё время что-то было надо и, к сожалению, от меня. Так что к отелю меня тошнило от бесконечных: «Хочешь есть?”, «Водички?”, «Нет, это вредно» и «Милый, ты же хочешь быть здоровым? Как братья».

– Конечно. Могу предоставить эконом, но в другой стороне, – прощебетала ресепшен. – Правда, ваш номер единственный с окнами, второй будет обычным.

– Давайте.

На стойку ложится бумажка в пять тысяч, но эта припадочная перехватывает деньги.

– Какого?..

– Я не могу жить в номере без окон, – и звучит испуганно, но как же бесит! – У меня клаустрофобия!

Серьёзно? И когда она началась? В лифте, где мы застряли на второй день знакомства? Что-то Анастасия Евгеньевна дажё не дёрнулась, просидев в нём четыре часа. И никакой клаустрофобии.

– Как жаль! – ведётся девочка на ресепшен. – Но… но у нас нет других номеров с окнами. Что же делать? – и растерянно пялится на Полякову.

А та и рада выступить с сольным номером.

– Подскажите, а в номере Есения Александровича есть диван? – заговорщицким шёпотом стелит она.

И только здесь до меня доходит.

– Ну уж нет. Чёрта с два ты будешь спать в моём номере!

– Милый, ты же не выгонишь бедную родственницу на улицу? – хлопает глазами Анастасия Евгеньевна. Обхватывает моё плечо, прижимается грудью. – Не выгонишь же, правда?

Капец, блин! Потому что отказать под любопытным и жалостливым взглядом ресепшен я тупо не могу. Фиг его знает почему, видимо, мама хорошо воспитала. А Полякова пользуется, нагло и бессовестно.