– Аннабель, беги от него! Беги!

– Прощай, – несмело улыбнулась я, в последний раз глядя на отца, чья смерть была обязана стать напрасной. Потому что, несмотря ни на что, Доминик никогда мне не врал. И я поверила ему и сейчас. Моя же смерть не станет бессмысленной, если я буду знать, что мои родные в безопасности.

– Бель, нет! – закричал отец, когда я обернулась к уже исчезающему Доминику, который слабо мерцал и почти исчез.

– Я согласна. Жизнь за жизнь, – выдавила я, готовая к тому, что он тут же, на месте вырвет мне сердце, сломает шею или распорет глотку, принимая плату…

Но я не ожидала и почти захлебнулась воздухом, когда он наклонился ко мне, целуя в губы, коротко, отрывисто и… ожесточенно. Поцелуй закончился так же резко, как и начался, а мне почти показалось, что это произошло лишь в моем воображении, но потекшая из прокушенной губы кровь, что оставила свои следы и на бледном лице Доминика, лишала любой возможности на ошибку. Как и обжигающая боль в груди, что была такой же внезапной и короткой, как сам поцелуй.

– Я принимаю эту сделку, Аннабель, – кивнул он вновь, как в зале, буквально прижав к себе за талию, а после мир сместился, вызывая головокружение, под аккомпанемент яростного и отчаянного крика отца…

Когда открыла глаза, обнаружила себя в незнакомом месте и растерянно осмотрелась. Я не могла осознать, почему еще могу видеть и, вообще, жива.

– Добро пожаловать в твой новый дом… Пташка, – услышала я у своего уха зловещее.

2. Глава 2

Дернулась в сторону, испуганно посмотрев на Доминика, на лице которого, вместо ожидающегося торжества или злорадства увидела лишь досаду. Мы смотрели некоторое время друг на друга, пока я пыталась в тщетных попытках подобрать хоть какие-то слова. Слова, вопросы, угрозы, обвинения… хоть что-то из того, что непременно следовало бы сказать, но горло перехватило, а я не могла заставить себя даже открыть рот.

– Господин… – послышалось сбоку, и в залу вошла высокая, красивая беловолосая женщина в странной одежде, впрочем, которая четко давала понять, что, несмотря на ее обращение, она – однозначно не прислуга. Осанка, выражение прекрасного лица, тон – уважительный и, где-то, заискивающий, но довольно уверенный, который не оставлял сомнений, что обращение – скорее формальность. По мне мазнули безразличным быстрым взглядом, а после всецело сосредоточились на Доминике, который на вошедшую даже не обернулся. Ее это, кстати, нисколько не смутило, и она вновь привлекла к себе внимание: – Новая питомица, господин? Куда поместить экземпляр: к редким или в рассходники? – ровным и холодным тоном осведомилась женщина, словно забыв о моем существовании.

– Этот экземпляр особенный, – когда я уже готовилась разразиться возмущением, заговорил Доминик, чем так поразил, что вновь невольно подавилась словами и лишь потерянно моргнула, в шоке посмотрев на него.

– Значит – к редким, – невозмутимо кивнула женщина и посмотрела на меня уже с большим интересом, словно гадая, что во мне такого необычного и чем удостоилась подобной чести. – Опасна? – очередное уточнение, словно я и не стояла рядом. И, вообще, была мебелью. Но – эксклюзивной.

– Не опасна, напротив, – с искренним разочарованием вздохнул Доминик, смотря как будто сквозь меня. И то, что он видел – ему не нравилось, если судить по изменениям в выражении его лица, а затем резкому тону, будто он очнулся, вспомнив про главный вопрос: – Но к остальным ее не нужно. Отдельная комната в моем крыле, – скучающе прокомментировал Доминик, и вот тут на лице прекрасной незнакомки случилась метаморфоза, и она изумленно распахнула глаза.