– Хорошо, – сказал Китайгородцев. – Сделаю.

На огромном "Хаммере" они едва протиснулись меж припаркованных у дома автомобилей. Китайгородцев, как договаривались, распахнул перед Петей автомобильную дверцу. Из окон дома на невиданное зрелище дивились любопытствующие. Петя с мрачным выражением лица обременённого масштабными проблемами человека прошествовал до двери подъезда и даже на лестнице, где его никто не видел, не смахнул с лица этой старящей его маски. Пешком поднялись на самый верхний, пятый этаж – здесь не было лифта. Петя своим ключом отпер дверь – снаружи обшитую деревом, но внутри железную, достаточно прочную, как оценил Китайгородцев, но со скверными ненадежными замками, кое-как слепленными то ли отечественными, то ли турецкими заводиками.

Петя вошёл в квартиру. Китайгородцев последовал за ним. Сам он в таких жилищах бывал неоднократно, но никогда ему не доводилось сопровождать опекаемых им лиц в столь убогие апартаменты. Теснота, низкие потолки и запах старого жилья, который не смог заглушить даже недавно сделанный, судя по всему, косметический ремонт, и любая дорогая вещь, которую здесь видел Китайгородцев, смотрелась чужеродной, будто попала она сюда по какой-то нелепой ошибке. Очень хорошие фирменные беговые лыжи явно не могли найти себе места и покоились под самым потолком – их подвесили на замурзанной бечёвочке, прикрученной к кое-как вбитым в стену гвоздям. Огромная плазменная панель телевизора занимала в небольшой комнате столько места, что было видно – этот предмет из другого мира. Шторы были изготовлены из материала, из которого в чтящем традиции театре сделан занавес, но в стекле самого окна за этой шторой пошла трещина, и никому до этого, похоже, дела не было.

Из крохотной лилипутской кухни вышла миниатюрная женщина – только такая и может в подобной тесноте перемещаться, не задевая углов, – и это и была мать Пети, как понял Китайгородцев.

Женщина увидела Китайгородцева и взгляд её стал холодным и настороженным, каким обычно смотрят на людей не просто чужих, а совершенно чужих, почти врагов или друзей своих врагов, так что можно было догадаться, что всё правильно женщина про Китайгородцева поняла: он был человеком из окружения её бывшего мужа, а это значит – её врагом.

– Привет! – бросил Петя матери.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Китайгородцев.

Петя скрылся в смежной комнате, и было слышно, как он там громыхает ящиками стола.

Женщина и Китайгородцев остались наедине. Обоим было неловко и оба тяготились этим нечаянным нежеланным сосуществованием.

– Обедать будешь? – спросила женщина у сына, чтобы хоть что-то сказать.

В ответ Пётр с грохотом захлопнул дверь своей комнаты. Прав был Алексей Алексеевич. Совсем не солнечные отношения у мамы с сыном.

Женщина поджала губы. Наверное, не будь здесь сейчас Китайгородцева, она бы сорвалась на крик.

– Вы – мама Петра, – произнёс негромко Китайгородцев.

Не спрашивал, а констатировал факт. Женщина молча кивнула в ответ.

– Я хотел с вами поговорить.

Получалось, что на кухне. Женщина поняла.

– Идёмте, – сказала она недружелюбно.

Прошли в кухню. Китайгородцев прикрыл за собой дверь, и здесь стало совсем тесно.

Мягкий уголок, холодильник, стол, плита – всё не старое, но копеечной цены. Вот она, жизнь брошенной миллионером женщины. Он ей денег вовсе не даёт, что ли? В чёрном теле держит? А как же раздел совместно нажитого имущества и всяких прочих акций?

– Мне кажется, что у вашего сына сейчас очень сложный период, – сказал Китайгородцев.

– А вы кто? – спросила резко женщина.