Обняв себя за плечи, медленно иду.

- Как прошел день? - интересуется он негромко у дублёра за моей спиной.

- Орёт чайкой... Обед швырнула в дверь.

- Ясно. Давай, брат, спасибо.

Дверь под лестницей со стуком распахивается.

В дверях - девочка на инвалидном кресле.

Споткнувшись, замираю, встретившись с ее яростным взглядом.

- Надеюсь, ты запомнила заклинание экзорцизма, - бросает мне Хасанов, вставая рядом.

- Ты!.. - гневно прищуривается она на него.

- Валерия Руслановна Хасанова... - игнорируя, комментирует он. - Пятнадцать лет. Повреждение спинного мозга из-за травмы спины. Как следствие - атрофия мышц из-за длительной двигательной бездеятельности.

Короткие ногти накрашены радикально черным. Глаза густо обведены черной подводкой. На голове - гнездо! Словно сама себя кромсала ножницами. Каждая прядь разной длинны.

- Из отягчающего - лишний вес, высокий сахар...

Девчонка щекастенькая, чуть пухленькая, но несмотря на это и гнездо - вполне хорошенькая.

Да только при ее диагнозе лишний вес категорически запрещен. Иначе, ей никогда не встать. А высокий сахар - вообще катастрофа, так как при плохом кровообращении может вызвать гангрену.

- ...подростковый психоз... - продолжает он. - И несносный характер. Задача - восстановить двигательную активность.

Девчонка, психуя, сносит с тумбы вазу, пытаясь привлечь внимание.

- Я хочу есть!! - со слезами на глазах вскрикивает она.

Он даже бровью не ведёт. Я скашиваю на него осуждающий взгляд.

- От диетической еды отказывается. Дашь ей что-то мимо диеты - уволю. Накормишь ужином до упражнений - уволю.

- Включи мне интернет! - беспомощно и зло хныкает она.

- Интернет можно включать на режиме родительский контроль, только если она переживет свой массаж. У нее сильно занижен болевой порог после операции. Включишь инет мимо этого правила - уволю.

- Отдай телефон!

- Телефон запрещен, чтобы она не беспокоила социальные службы. Лера в плену, пока не встанет на ноги.

- Так а... - растерянно развожу я руками.

- И два вечера в неделю, она - твоя проблема. Потому что, мне нужно восстанавливаться. Лера - не единственный мой пациент. Другие тоже нуждаются в моем участии.

- Я тебя ненавижу! - разворачивая кресло, его дочь уезжает обратно. - Я хочу к маме...

Оглушающе хлопает дверью.

Он открывает бар, наливает себе в бокал виски.

- Хочешь мне что-то сказать? Валяй...

- Может, как-то можно договориться с ней без репрессий?

- Неа. Не вышло.

- А мама... Если бы мама была рядом...

- А мама была рядом. Мама была за рулём, когда Леру сломало пополам в двух местах. Собирал ее по запчастям... И отлично собрал! Осталось только поставить на ноги.

- Ну, знаете! От аварии никто не застрахован.

- Согласен. Особенно если запивать антидепрессанты винцом.

- Оу.

- После, мама раскормила ее до восьмидесяти, пытаясь вывести из депрессии сладким и скрывала от меня, что они не выполняют реабилитационный комплекс, пока ее ноги окончательно не отказали. Потому что "Лерочке больно".

- Кошмар... - сглатываю я. - Ну я все понимаю... И все же... Посещать-то ребенка можно было и разрешить.

- Я разрешил. А она стала тайком носить ей свои антидепрессанты и сильнейшие обезболы, которые сбили клиническую картину и остановили процесс восстановления нервной ткани. Ещё есть вопросы?

- Нет... - поджав губы, опускаю взгляд. - А можно поинтересоваться, как Вас угораздило родить вместе с такой прелестью?

- Пф… Я был молод, глуп. Мне казалось, что романтичные инфантильные истерички - это мило и нескучно.

- Самокритично.

- Я "так себе" отец, - пожимает он плечами. - И мы никогда не были особенно близки с дочерью. Но ей придется жить со мной и принимать мои правила игры. Они безжалостны, но эффективны. Мне важно,чтобы она встала и пошла. Это моя форма любви к ней. Будешь читать мне морали про жестокость - уволю.