.

Я лежала на груди Рыма, он обнимал меня сильными руками, и мы молчали. Времени до того, как нас решат побеспокоить, было предостаточно — ритуал проводится на рассвете, а сейчас вечер был в самом разгаре. Кормить нас — точнее, меня, поскольку реформаторы думали, что орк умер — явно не собирались. А зачем? Всё равно завтра помру, чего на драгоценную меня еду переводить?

В принципе, логично. Вот только есть очень хотелось. А ещё Рыму нужны были силы. Именно поэтому он и дремал сейчас, крепко прижав меня к себе. Может, от этого кратковременного сна у брата хоть немного сил прибавится.

А я, чтобы отвлечься от сосущего чувства голода в животе и медленно замерзающей филейной части — одеться я так и не соизволила — мысленно потянулась к Хранителю.

Он не покидал нас с братом ни на секунду, пока мы были у реформаторов — теперь я почему-то ясно чувствовала это.

«Ты здесь?»

«Здесь, — в его голосе мне почудились облегчение и радость. — Ты… счастлива, Линн?»

Я улыбнулась и тут же поняла — если Хранитель и не видит моей улыбки, то уж чувствует-то он её точно. Откуда во мне эта уверенность?

«Ты ведь знаешь. Если ты был со мной всегда, с момента рождения… Ты всё знаешь».

«Да, — сказал он мягко. — И я чувствую каждую твою эмоцию. Я настроен на тебя, как радиоприёмник на определённую частоту. Когда ты счастлива, я тоже счастлив, а когда грустишь, я тоже грущу».

Я вздохнула.

«Должно быть, это не очень приятно. По крайней мере мне бы точно не понравилось, если бы я была постоянно настроена на какого-то человека и чувствовала то же, что и он».

Хранитель рассмеялся.

«Это не просто приятно, Линн. Это восхитительно».

Я уже хотела спросить, что он имеет в виду, как Хранитель вдруг поменял тему разговора:

«Ты хотела что-то у меня спросить? Насчёт ритуала Слияния?»

«Да, — я мысленно кивнула. — Где мы оказались, когда я потеряла сознание? Будто парили в какой-то невесомости».

Он хмыкнул.

«Разве это так важно?»

«Мне просто любопытно».

«Я сожалею, но у этого места нет никаких ориентиров просто потому, что на самом деле его не существует».

«Как это?!»

«Скажи, Линн, когда ты видишь во сне горы, реки, моря и города, разве ты в тот момент находишься в каком-то конкретном месте?»

«Ну… я нахожусь во сне…»

«Вот именно».

«Хочешь сказать, что когда мы с Олегом парили в невесомости, это было почти то же самое, что и сон? Это мне просто приснилось? А… нельзя во сне перенестись в конкретное место? Реально существующее?»

«Можно. Но это не каждому дано».

Я задумалась. Что ж, хоть на одну тайну завеса немного приоткрылась. Хотя нельзя сказать, что она от этого стала менее таинственной.

Сон… А каким он был реальным!

«Сны могут быть очень реальными».

«А умереть во сне можно?»

«По-настоящему умереть нельзя. Тогда ты просто проснёшься».

Я вздохнула. Вот он, ключ к бессмертию, которое так ищут наши учёные — просто уснуть и видеть сны, которые никогда не кончатся, потому что во сне можно изменить всё, что захочешь. И никогда не умереть.

«Ещё я хотела спросить про пророчество…»

«Да?»

«Там было сказано: когда встретятся и узнают друг друга две половинки одной души. Это… о нас с Олегом?»

Хранитель ответил кратко:

«Да, Линн».

«Но что это значит — две половинки одной души? У нас так говорят о людях, которые встречают свою любовь, женятся и живут долго и счастливо. Но мы ведь брат с сестрой».

«Дело не в свадьбах, — Хранитель рассмеялся. — Вообще, такое бывает очень редко. Это одновременно дар и проклятие, потому что половинки всегда чувствуют друг друга. Если один умирает, второй будет его помнить и мучаться до конца жизни. В вашем мире переоценивают любовь между мужчиной и женщиной, половинки могут родиться и друзьями-мужчинами, и братом и сестрой, и сестрами-близнецами, сыном и отцом, матерью и дочерью… Это не имеет значения».