***

Прошлой ночью.

– Ты напряжена, солнце… Что-то случилось? – Даша палилась нещадно. Не сделала ничего плохого, а вела себя так, будто совершила убийство и в ванную Богдану лучше бы не заходить, потому что труп в этот момент тихонько растворяется в кислоте.

Девушка сидела на краю кровати, Богдан незаметно для нее, задумчивой, подполз сзади, сначала коснулся губами кожи за ухом, почувствовал, что дернулась, будто ошпаренная, потом положил на напряженные плечи руки, решил размять. Как понял сразу – не зря, ведь под пальцами чувствовалась не мягкость расслабленных мышц, а по меньшей мере бетон спазмов.

–  Ничего, просто… –  первым Дашиным порывом было сбросить руки жениха, но удалось справиться. Она и сама толком не объяснила бы, почему, но после разговора со Стасом уже в клинике и ее согласия встретиться на выходных, стала куда более раздражительной, чем обычно.

И сама себя бесила, и окружающие ее тоже… Будто бы мешали погрузиться с головой в думы о Стасе. Его меланхоличности, двузначности слов и тех смыслов, которые Даше хотелось бы в них слышать.

–  Устала… –  Даша повернула голову, улыбнулась ласково, пряча свои внутренние иголки… Богдан ни в чем не виноват. На него не за что злиться. Даже наоборот – приехал после работы, клубники привез, по дороге забрал заказ из любимого Дашиного ресторана, накормил, видел, что хмурится, пытался подбодрить, предложил посмотреть фильм, поехать по ночному городу покататься, спокойно воспринял отказы касательно обоих предложение.

– Прям сильно? – Богдан тоже улыбнулся, скользнул руками с наконец-то расслабленной шеи по плечам, бесстыже стягивая бретельки майки, оголяя сначала ключицы, а потом и грудь… Сглотнул непроизвольно, наслаждаясь зрелищем…

Дашка ведь до одури красивая была. И первым, на что Богдан «клюнул», стала та самая красота – тонкая, нежная, чистая. И вроде бы года прошли с тех пор, как он вот так же сглатывал, еще только в глаза глядя, а все равно она была способна вызывать в нем те же чувства и желания, что вызывала поначалу.

Голову запрокинула, глаза закрыла, явно наслаждаясь тем, что мужские руки путешествуют по коже, накрывают грудь, сжимают с силой, губу закусила, почти тут же подставляя для поцелуя, позволяя мужскому языку сразу внутрь скользнуть.

– Иди сюда, малыш, – и просьбу исполнила, развернулась, устроилась на мужских коленях, майку, которая была скатана на талии, растягивая горловину, сняла, пальцами в волосы Богдана зарылась, направляя его губы. Он не противился – руками мял тело, губами ласкал, фоном слыша Дашины тихие не стоны даже, скорее возбужденные вздохи, учащенное дыхание, руки, взявшиеся за полы уже его футболки, вверх потянувшие. Пришлось оторваться, позволить себя обнажить. Даже рассмеяться, когда у Дашки не получилось и футболка на носу застряла.

– Я сам, пусти… – потом откинуть ее наконец-то, резко перевернуть невесту, к матрасу прижать, шорты с бельем стянуть – совсем оголяя, губами потянуться к губам, а рукой по животу вниз, пока она развязывает шнурки на его домашних штанах, скользит под них, сжимает нетерпеливо…

– Как хорошо, что ты не сильно устала, малыш… – Богдан на секунду оторвался, в лицо заглянул – порозовевшее, поймал во взгляде жадность, которую ни с чем не спутаешь.

– Меньше разговоров, больше действий, – и «в трезвом уме» его малыш так не разговаривает, что тоже приятно осознавать, а еще приятно помочь ей стянуть с себя штаны с боксерами, накрыть своим телом, потянуться рукой к шкафчику, в котором лежать резинки, целовать ее и шарить по дну… И снова шарить… И опять шарить…