– Ага! Он самый! Игнат – просто друг, понятно?

– Имя дурацкое, – Улиткин обиделся.

* * *

После пар Игнат ждал меня на первом этаже восьмого корпуса, подпирал плечом колонну в холле. Руки скрестил на груди, отчего казался ещё шире. На нём красовалась замшевая коричневая куртка с накладными кожаными налокотниками, тёмная рубашка, синие джинсы в мелкую, едва различимую клеточку.

Вечером в университете становилось безлюдно. Буфеты закрывались к четырём часам, и толпы студентов переставали наполнять холлы и закутки с закусками. В здании оставались лишь те, кто учился во вторую смену.

Игнат обращал на себя внимание, потому что, кроме него, в холле никого не было. Он колючим взглядом провожал моих одногруппников. Когда заметил меня, его глаза засветились голубыми лучиками.

– Привет!

– Привет!

Повисла неловкая пауза. Обнимать больше не пытался. Взять за руку тоже не мог – всё-таки мы пока давние знакомые. Для меня Игнат – просто брат подруги, а я для него – подруга сестры, и совсем неважно, что он начинал мне нравиться.

Нельзя сказать, что Игнат красив. Скорее всего, его можно описать словом «обычный». Сильно выделялся широкий нос на худощавом лица. Зубы мелкие, когда он смеялся, улыбка не выглядела обворожительной – скорее напоминала оскал. У парня были шикарные голубые глаза. Мне казалось, что они отражали небесный свет, словно у ангела. Игнат стал высоким и широким, ладони длинные, аккуратные пальцы, как у пианиста. Он хорошо играл на гитаре и окончил школу искусств по классу «Скрипка». Я всегда восхищалась парнями с музыкальными способностями.

– Идём? – Игнат кивнул в сторону выхода.

– Идём.

На крыльце восьмого корпуса организованно курила компания из моих одногруппников. Мы с Игнатом прошествовали мимо них.

– Дианочка, пока! – услышала голос Рыжего.

– Всем пока! – бросила в ответ.

Донеслось небрежное блеяние Золотникова, которое следовало принимать за смех. Игнат убийственно взглянул на парней и как бы невзначай слегка дотронулся рукой до моей талии, чтобы подстраховать на ступеньках. Смех оборвался.

– Не обращай внимания, – сказала я.

– Раздражают меня.

– Просто будь выше. Не реагируй.

Игнат глубоко вздохнул и улыбнулся.

Из университета мы, не торопясь, спускались по пешеходной улице. Стоял тёплый сентябрьский вечер. Игнат повёл меня в пиццерию. Там мы умяли небольшую пиццу на двоих, запили чаем и болтали обо всём на свете: об универе, о моей учёбе в колледже, о семье Игната.

У Митрофановых было семеро детей, Игнат – самый старший, за ним шла Адель, моя подруга. Разница между братом и сестрой полтора года. После Адель через каждые два года шли Мишка, Тишка, Марианна, Корнелия и Сева.

Там же, в пиццерии, Игнат по великому секрету поведал мне, что их могло быть и восемь, но не получилось.

Я сидела и ловила каждое слово. Мне было безумно интересно слушать о такой большой семье. Конечно, я и раньше всё знала о Митрофановых из уст Адель, но видеть, с какой теплотой отзывался Игнат о своих братьях и сёстрах, мне не доводилось. Раньше я вообще считала его сухарём и занудой. Почему я так думала? Так преподнесла мне старшего брата Адель, когда я впервые увидела его на молодёжном собрании.

Тогда ещё спросила подругу:

– Ади, это кто?

Она проследила за моим взглядом и закатила свои большущие голубые глаза:

– Игнат, мой старший брат. Ему 16. Он зануда и придурок!

С тем я и осталась.

Однажды мне даже посчастливилось побывать в гостях у Митрофановых на воскресном обеде. Адель пригласила.

Жили они в частном доме, вернее, в его половине. В другой части обитали родственники: не то дядя, не то дедушка, – так и не разобралась тогда. Всё просто: баня, туалет, надворные постройки, по огороду медленно прогуливались куры. Дом начинался с холодных сеней, затем шла тёплая прихожая, которая служила и кухней, и столовой, и гостиной. На стенах висели крючки для одежды, и в ряд стояли сапоги всевозможных размеров. У жаркой печной плиты крутилась мама Адель, готовила и постоянно отпускала детям задания. Кто-то должен был покормить кур, кто-то подмести пол, кто-то принести ещё один стул для меня, кто-то расставить тарелки и достать ложки. Работа находилась всем. Разве только малыши не помогали, но и те не озоровали, а с любопытством разглядывали меня из разных углов дома.