— Заканчивайте тут, — незнакомец открывает мне дверь.

— А с ним что делать? — хмыкает второй и кивает на Асада.

— Тряпку дайте, пусть утрётся.

11. Глава 11

Ворон

Бухло с таблетками, приём которых, как наседка, продолжает контролировать Мирон — какая-то подростковая, безответственная тема. Но сегодня мне по хуй как никогда, потому что с утра колбасит, я просто тщательно убегал от самой мысли о том, какой сегодня день. Или каким мог бы быть этот день при иных обстоятельствах.

Очередная годовщина свадьбы. И даже чёртова природа издевается надо мной! Осень в этом году такая же аномально тёплая, как было шестнадцать лет назад. Только дождливо и сыро, что внутри, что снаружи.

Кошусь на сопящую рядом Дуню. Скинув обувь, она поставила ноги на сиденье и устроила подбородок на коленях, торчащих из дырок в джинсах. Пытаюсь как-то логически объяснить сам себе, на кой хрен мне эта головная боль? Чтобы закрыть гештальт с отсутствием собственных детей? Вероятно, у меня их уже и не будет никогда, а тут вот, подгон в виде странной девчонки.

Она косится на меня в ответ, показывает язык и отворачивается к окну.

Мирный высаживает нас у моего подъезда. Прощаемся, перекидываемся парой слов по работе, пока Евдокия крутит головой по сторонам, пытаясь рассмотреть тёмный двор.

— Пошли, — киваю ей на подъезд.

Входим, она клацает ногтями по стене и противно скребёт ими по краске. У меня сводит зубы и волосы на затылке встают дыбом.

— Обрежу, — обещаю ей.

— Так я и дала, — фыркает мелочь.

— Привяжу к батарее. Делов-то, — хмыкаю я.

— Любишь пожёстче? — провокационно шепчет мне в затылок.

— Обожаю, — подыгрываю ей. — Стяжками к батарее и ремнём по заднице так, чтобы пряжка отпечатывалась на коже. Очень возбуждает.

— Старый извращенец, — шипит она. — Будешь меня трахать?

У меня возникает острое желание достать паспорт и уточнить её возраст. Может, меня от рома повело, да я чё не понял. Назар Грановский со своими друзьями рос у меня на глазах. Они в шестнадцать и не такое могли выдать, но то пацаны. А это же девка. Откуда в её башке столько грязи?

Хочется взять за шкирку, окунуть в раковину и вымыть язык с мылом.

Открываю дверь и пропускаю эту языкастую в прихожую. Заходит, осматривается.

— Скудненько для богатого папика, — скептически хмыкает Дуня.

— И много ты видела… папиков? — усмехаюсь, глотая то, что вертелось на языке.

Пожав плечами, она швыряет обувь к стене, бросает тут же на пол свой тряпочный рюкзак с личными вещами и проходит на кухню.

— Ты много бухаешь? — спрашивает оттуда.

— Сегодня да, — убираю её обувь на полку.

— А что сегодня за день? У тебя кто-то умер? — опираясь плечом о косяк.

— Можно и так сказать. Иди сюда, — показываю ей на свою спальню. — Я сейчас заберу отсюда некоторые вещи. Спать будешь здесь, пока я думаю, что с тобой делать. В шкафу есть чистые полотенца и постельное бельё. Сходи помойся.

— Чистеньких любишь, значит, — её улыбка больше похожа на оскал дикого зверёныша.

Не реагируя, ухожу на кухню, открываю новую бутылку вискаря и прикладываюсь к горлышку. Крепкий алкоголь обжигает и дерёт глотку, глаза слезятся, а по венам растекается жар.

У нас ведь могли бы быть дети сейчас. Как раз такие же или чуть младше. Двое, наверное. Или даже трое. Ира стала бы шикарной мамой. И жили бы мы, конечно, не в этой двушке. Я бы построил дом в закрытом лесном посёлке, где живёт Руслан Грановский. Там потрясающее место и шикарный, хвойный воздух. Есть лицей и частный детский сад…

Заливаю в себя ещё бухла, пытаясь погасить это всё на хрен! Не захотела она семью со мной. А мне без неё на хуй ничего не надо! Блядь, я если её увижу, придушу же к чёртовой матери!