— Эй, ну в чём дело? — спросил он. — Ты радоваться должна, а ты рыдаешь…

Не поняла сама как, но Старков оказался сидя на моей кровати, а я (о боже!) — у него на коленях…

— Я… Я не могу никак поверить, что я хожу, — честно ответила я, смутившись, что как-то очень неправильно, что я сижу на коленях своего лечащего врача, но… Это так приятно.

— Ходишь, — взял он в свои большие ладони моё лицо. — Ты будешь здорова. Ты будешь ходить, бегать и всё что захочешь делать. Всё у тебя будет хорошо.

От его слов захотелось плакать ещё больше. Неужели всё и вправду будет хорошо?

Между нами повисла тишина. Я смотрела в его глаза, а он — в мои. Я слышала, как тикают часы на стене…

Неожиданно он… Коснулся моих губ своими.

Не поцеловал, а именно коснулся.

Мягко, нежно, осторожно, словно осознавая, что делает что-то странное…

Меня словно током прошило. Но это был приятный ток.

От этих ласковых тёплых касаний бабочки порхали по животу…

Он покрывал лёгкими поцелуями сначала верхнюю губу, потом нижнюю… Потом обе, и уже с большим нажимом…

Я невольно напряглась и попыталась освободиться от него.

Это всё неправильно!

Старков не настаивал, он помог мне встать на ноги, чтобы затем усадить меня на мою кровать.

Я в шоке смотрела на него во все глаза.

Что это было?

Зачем?

И мне это понравилось?

— Извини, — сказал он негромко. — Я не должен был.

Я промолчала. Просто не знала, как реагировать на то, что сейчас произошло и что ему вообще отвечать…

— Больше такого не повторится, — сказал он мне. — По крайней мере, пока я твой врач.

Он ушёл, оставив меня в разрозненных мыслях одну.

***

Всю неделю до выписки Константин заходил ко мне редко. Только для того, чтобы провести тренировку, и делал это максимально сухо и быстро. Та теплота, что возникла между нами до момента с поцелуем, куда-то делась, и это словно огорчало меня. Но говорить с ним об этом я бы никогда не решилась.

А в день самой выписки я совсем не находила себе места.

Уже призналась себе, что мне будет теперь сложно жить без его ставших привычными вопросов “как дела?” и “как самочувствие?”.

Теперь Старков больше не зайдёт в мою палату как к себе домой.

И я, кажется, об этом жалею…

Но что же делать?

Уже одетая в джинсы и пуловер, я стояла у окна своей палаты, которую в скором времени мне предстояло покинуть. Родители, конечно, приехали за мной и ждали внизу, забрав сумки. Я же ожидала Старкова, который отдаст выписку, больничный лист и пожелает доброго пути. Конечно, передвигалась я всё еще слабо, но дойти по этажу до лифта я смогла бы и сама.

К тому же мне очень хотелось увидеть его, перед тем как уйти отсюда навсегда.

Побыть с ним наедине.

Когда дверь открылась, я даже вздрогнула. Обернулась.

Старков.

Как всегда уверенной походкой, приближался ко мне.

— Лада, твоя выписка, — протянул он мне документы.

— Спасибо, — ответила я, заметив, как дрожит рука с листами, что отдал мне Константин.

— Значит, всё? — сказала я.

— Ну да — всё, — кивнул Старков. — Настала пора прощаться.

— Да…

— Будь здорова. Ты большая молодец.

— Это вам спасибо, — горячо благодарила я его. — Без вас у меня ничего бы не вышло.

— Значит, из нас получился неплохой тандем, а? — подмигнул он мне.

— Да, точно…

— Тогда в добрый путь.

Да. Что ещё сказать, я больше не нашлась.

— До свидания, Константин Николаевич.

— До свидания, Лада Михайловна.

Я посмотрела ещё раз в его мужественное лицо, а потом решилась наконец сделать шаг вперёд. Навстречу моей новой жизни… Без капельниц, без больничной палаты.

— Лада, — окликнул он меня, и я обернулась, словно ждала этого.