У Кита не было машины, а обсуждать с кем бы то ни было свою интимную жизнь с Лидией Ивановной он не собирался. Во всем этом видели злой умысел. Таятся – значит, что-то замышляют. Злые люди, закрытые. Почему-то считается, что добрый человек – тот, у которого душа нараспашку. Хотя самый открытый дом в Выселках был у злостной сплетницы Катьки Ивановой. Вот уж кто людям зла наделал! Скольких Катька поссорила, скольким жизнь испортила! К ней ходили все и изливали ей душу, а Катька потом выносила все сказанное ей по секрету на деревенскую улицу, словно ведро помоев выплескивала. Тем не менее о Катьке говорили хорошо и считали ее бабой доброй. Не жадная ведь, чашку чая всегда предложит, да и в рюмочке не откажет. А вот у Монашки снега зимой не допросишься. Так говорили в деревне, хотя просить никто не пробовал. Не снега, конечно, кому он нужен, снег? Денег взаймы или бутылку водки, магазин-то далеко, а спиртного всегда не хватает, хоть ящик с собой привези. В крайний дом люди с просьбами не ходили.

Впрочем, ни Лидию, ни Кита совершенно не волновало, что именно говорят о них в деревне.

Накрыв на стол, Лидия подошла к окну и, отдернув накрахмаленную занавеску, долго вглядывалась в темноту. Но видела она только снег, который валил не переставая, а слышала лишь вой ветра да неприятный металлический звук, словно огромная кошка со стальными когтями и острыми железными зубами царапала и покусывала крышу, проверяя ее на прочность. Один из железных листов, которыми была покрыта изба, держался плохо. Крышей давно уже никто всерьез не занимался, краска местами облезла, хорошо хоть не текло.

«Надо сказать Коле, – поморщилась Лидия. – Так ведь и будет дребезжать, не уснешь».

Их не было долго, она даже схватилась было за мобильный телефон. Но тут тяжелая дубовая дверь открылась, потянуло холодом, и в кухню ввалились смеющаяся Машенька в отливающем золотом норковом полушубке, ее спутник, тощий веснушчатый парень с большой коробкой в руках, и Кит.

– С днем рождения! – закричала Машенька и кинулась целовать именинницу.

Веснушчатый, поставив на пол коробку, смущенно топтался в дверях, пока Кит не подтолкнул его в спину:

– Чего застыл? Проходи!

Толчок был такой силы, что парень пролетел метра два и уперся в обнимающихся женщин, отчего они невольно сделали два шага назад.

– Тихо ты, медведь! – закричала Лидия.

– Лева! Где подарки?! – накинулась на веснушчатого Машенька.

– Да погоди ты с подарками, – отмахнулась Лидия. – Давайте за стол. Заждались уже. Да и вы небось проголодались. Сколько ехали-то!

– Ужас что творится! – подхватила Машенька. – Мы едва добрались, а вот после нас вряд ли кто сможет.

– А нам никого и не надо, – пробасил Кит. – Все свои дома. Разве что Микоша, соседушка наш беспокойный, зайдет на огонек. Я, Лид, ему проговорился, что у тебя сегодня день рождения.

– Вот, прости господи, пень, – беззлобно сказала Лидия. – Тогда, ребята, жди в гости Микошу. Разве ж он обойдет, где наливают? Не пустишь – всю ночь будет под дверью стоять. А то в окно влезет. Раму выставит – и влезет. Он такой.

– Пустим, пустим! – закричала Машенька. – Что нам, жалко? Он, когда выпьет, очень смешной!

– А когда перепьет? Помнишь, какой?

– А мы ему много не дадим!

Машенька была, как язычок пламени, медноволосая, смешливая, трепещущая. Короткая стрижка чуть вьющихся волос, вздернутый носик, розовые маленькие ушки и рот, похожий на сердечко. Ни одно модельное агентство не взяло бы ее «в работу» из-за невысокого роста, округлых форм и немодных, не раздутых, словно от пчелиного укуса, губ, не объявило бы красавицей и звездой, тем не менее Машенька была прелестна. И волновала мужчин гораздо сильнее всех этих признанных звезд даже в простеньком белом пуловере и потертых синих джинсах. Одно ее присутствие заливало светом огромный и мрачный деревенский дом. Лидия смотрела на девушку с удовольствием и невольно улыбалась. С появлением Машеньки и она почувствовала, что у нее сегодня день рождения. Не праздник, конечно, но день необычный.