Еще раз обвожу взглядом свой новый кабинет и выхожу, закрывая дверь на ключ. Хотел пообщаться с Асей, но та что-то усердно печатает на машинке – ей явно не до меня. Ничего, можно будет и завтра поговорить, теперь, наверное, часто будем с ней видеться. На выходе сдаю ключ от кабинета Николаю Демидовичу, расписываюсь и, попрощавшись с ним, выхожу на улицу. Напоследок окидываю взглядом место своей новой работы, и вдруг до меня доходит, что в прошлой жизни я здесь неоднократно бывал. Сейчас у этого дома непрезентабельный вид, а под его окнами узкие тротуары и проезжая часть. Но в будущем они превратятся в пешеходную зону, а на втором этаже этого отреставрированного дома откроется чешский ресторан. То есть на месте кабинета Иванова я когда-то в прошлой жизни пил с друзьями пиво?! Чудны дела твои, Господи… Прислушался. Нет, молчит СЛОВО в голове.

Смотрю на часы – в общежитие возвращаться вроде рано, да и делать там мне сейчас особо нечего. А не прогуляться ли мне пока до ГУМа? Рубашки я своей вчера лишился в Абабурово, да и осень на носу, а теплых вещей у меня в шкафу – раз-два и обчелся. Практически все нужно покупать. И денег я с собой на это дело прихватил. А от Новокузнецкой до Театральной, то бишь нынешней площади Свердлова, всего-то одна остановка на метро. Съезжу.

В ГУМе для очистки совести прошел сначала по секциям универмага и посмотрел, чем там торгуют. Ну что сказать? Засада… Ратиновые тяжелые пальто на ватине с каракулевыми воротниками, двубортные костюмы родом из 50-х или же однобортные, но из таких тканей, что тошнит. Рубашки подходят мне только по размеру воротничка, а дальше все надо кардинально перешивать, потому что они раза в полтора шире, чем мой торс. Про ботинки зимние вообще молчу – это колоды дубовые, которыми и убить можно, если хорошо замахнуться. Зато народищу в ГУМе! Шум-гам и очень много приезжих. Конец августа – люди перед первым сентября спешат сделать покупки.

Тоскливо вздохнув, иду на галерку. Вот умом понимаю, что поощряю спекуляцию, но заставить себя носить нынешний «совпошив» не могу. Хоть убей. Как представлю себя в этом убожестве, тошнотный рефлекс срабатывает. Избаловало меня товарное изобилие в прежней жизни, и отвыкать от него очень тяжело. С едой все не так страшно, были бы какие-никакие продукты, а приготовить можно по своему вкусу. Да и не привередлив я – могу в нашей столовке поесть. А вот с одеждой и обувью беда полная. И ладно бы у меня запросы были какие-то нереальные, так ведь нет. Ну дайте мне джинсы самые обычные, дайте водолазку, куртку-аляску с капюшоном – я ведь на большее и не претендую. Но в продаже только шерстяные брюки, костюмы с плечами, как у Аль Капоне, и пальто в стиле старого члена Политбюро. Осталось только шапку-пирожок из нерпы на голову натянуть.

На галерке знакомый фарцовщик Фред лениво жует жвачку, облокотившись на парапет. Увидев меня, сразу оживляется – почуял хороший заработок.

– Видел, ты по секциям решил прогуляться? – насмешливо кивает он вниз, на толчею первого этажа. – Нашел там чего?

– Издеваешься, да?! Лучше скажи, чем сам сегодня богат.

– А че надо? Есть фирменные нейлоновые рубашки.

– Сам их носи, у меня на синтетику аллергия.

– Не повезло, – сочувствует мне Фред. – Это сейчас самый писк.

Ага, писк. Только ходить в этом невозможно, тело к вечеру просит пощады. Синтетика сейчас еще такая кондовая, что кожа под ней совсем не дышит. Но наш народ за болоньей и нейлоном гоняется как подорванный. Модно же!

– Фред, что такое кашемир, знаешь?