Я медленно, так, чтобы Нарок запомнил мои слова, рассказал план, вдруг появившийся в моей голове. Глаза Нарока блеснули, он закивал и как-то совсем по-дурацки заулыбался своей хищной улыбкой с оскалом. Я смотрел на него исподлобья, испытывающе, пока улыбка не сошла с его лица. Седовласому ликтору следовало понять, что от исхода дела, которое я ему поручил, во многом зависит наша судьба. Нарок стал серьезным, на его лице появилась решимость.

– Постарайся ничего не перепутать, брат, потому что если ты начудишь, то, клянусь, я убью тебя, – предупредил я ликтора.

– Все сделаю, – пообещал он.

Гладиатор бросился выполнять мое поручение, по пути подобрал с земли пилум, схватил факел. Я проводил Нарока взглядом. В душу закрались сомнения. Так бывало каждый раз, когда ты затевал нечто бредовое, когда любая мелочь могла расстроить твой план.

Безумие продолжалось – тысячи восставших, будто рой пчел, словно бесчисленные стаи волков, кружили вокруг остатков римских дезертиров. Ганник готовился начать бессмысленную осаду римских укреплений с тремя легионами, помощи которых так не хватало Висбальду и Леониду. Рабы сбивались в кучки, толпой нападая на одного. Где-то дезертиры брали боевой порядок, смыкали скутумы, выстраивали черепахи и отражали выпады разъяренной толпы рабов. На какой-то миг я даже подумал, что римляне вполне себе сознательно использовали тактику отцепления от легиона. Дюжины отдельных вексилляций, мнимых дезертиров, рассредоточивали внимание моих сил. Я мотал на ус, на случай, если судьба даст мне шанс применить нечто подобное тактике римлян в будущих сражениях.

Рабы почувствовали кровь врага и хотели вкусить ее в полной мере, хотели отомстить. Заставить этих людей вернуться в строй, сделать из рабов солдат могло помочь только чудо. Наконец мой взгляд остановился на знаменах легиона Каста. Лучший легион армии повстанцев устроил настоящую расправу над одной из римских когорт, ударив легионеров в тыл. Под горячую руку рабов попал тот самый резервный левый фланг личного легиона Красса, который до того удачно оттеснил Икрия со своими бойцами. Я мог понять Нарока, понимал Висбальда, которые толком не разбирались в тактике и маневре. Но как подобный хаос в своих рядах допустил мой лучший полководец, способный тягаться в военном искусстве с римлянами? И главное, почему Каст не воспрепятствовал Гаю Ганнику, который собственными руками решил соорудить себе и своим солдатам эшафот? Я не успел найти ответ на этот вопрос, как увидел изувеченное тело своего полководца. Несколько рабов уносили своего вождя с поля боя. Каст, весь покрытый множественными ранениями, испустил последний дух. Его голова запрокинулась, тело обмякло в руках товарищей. Галл был мертв, но меч все еще был зажат в окровавленной руке.

Это был удар ниже пояса. Тот, кто должен был поберечь себя во благо своего легиона, допустил непростительную оплошность. Вместо того чтобы управлять своими бойцами, держать в ежовых рукавицах дисциплину легиона, Каст вышел сражаться с римлянами в первых рядах! Галл пал в бою, где просто обязан был побеждать!

Не найдя ничего лучше, я поскакал к горнисту легиона Каста и на ходу выхватил буцину из его рук. Дунул изо всех сил в узкую цилиндрическую трубу, чтобы привлечь к себе внимание толпы обезумевших рабов, которые лишились своего брата и полководца. Над полем боя разнесся тяжелый протяжный звук, каким горнист обычно отдавал команду на сбор у легионного знамени. Толпа восставших, в которую превратился мой лучший легион, собранный целиком и полностью из гладиаторов, замерла. Я видел совершенно дикие, полные ненависти глаза людей, которые готовы были растерзать врага голыми руками и отомстить римлянам за смерть Каста. На секунду показалось, что вся злость, которая сосредоточилась в их сердцах, выплеснется на меня. Я увидел на себе множество недоуменных взглядов.