– Как Каст быстро, а, Спартак? – расплылся в улыбке Рут, явно наслаждаясь зрелищем. За отсутствием примипила, остальные центурионы всерьез перепугались за аквила легиона и пытались на ходу перестроить трещавшую по швам когорту.
– За мной! – бросил я.
Я в два прыжка оказался на земле и бросился к полю боя, которое теперь скрылось от моих глаз. Изнутри меня полыхнула ярость, неукротимая, всепоглощающая. Ноги проваливались в сугробы, мышцы ныли, крутило суставы. Я стиснул зубы. Стопы, стертые в кровь от непривычной обуви, обжигало, но усилием воли я заставил себя ускорить свой бег, потому что не имел никакого права опоздать. Ошибка в этой войне стоила слишком дорого. Одна оплошность была допущена. Каст ударил, не дожидаясь сигнала корна, и допустил произвол. Можно было ломать голову и выдвигать различные гипотезы на тему того, с чем было связано решение моих полководцев и что произошло не так. Однако факт оставался фактом.
С другой стороны, я видел стягивающиеся вдоль горизонта основные легионы Марка Красса, спешащие к полю брани на помощь личному легиону проконсула. И именно поступок Каста, который ослушался моего прямого приказа и вывел войска до того, как корн прозвучал трижды, позволил восставшим выиграть драгоценные минуты. Я с ужасом осознал, что силы римлян, которые превосходили нас умением и числом, уже сейчас брали армию восставших в кольцо. Используя свои знаменитые метательные машины, конницу, организовав наступление, легионы сомнут мое обескровленное войско и сотрут силы повстанцев в порошок. Я знал, что Спартак вложил много сил в подготовку повстанцев в своем лагере, будучи запертым на Регии, но понимал, что мое войско по большей части – дилетанты, только лишь недавно взявшие в руки меч. Но Каст… Хитер же был бес! В намерениях полководца еще предстояло разобраться.
От мыслей меня отвлек римский дезертир, капитулировавший с поля боя, который при виде меня замедлился, а потом и вовсе попятился. Выглядел легионер паршиво. Скутум римлянина остался на поле боя, куда-то подевался кулус, а из раны на голове сочилась кровь. Лорика хамата у правого бедра оказалась порвана и окрашена в красный цвет. Он выставил перед собой свой гладиус, за который схватился обеими руками, и совершенно безумным взглядом уставился на меня.
– Назовись! Кто ты такой? Ты римлянин? – затараторил он.
Я одним прыжком сблизился с бедолагой, выхватил гладиус, обезоружил его. Марать руки о человека, который показал спину на поле боя, не хотелось, поэтому я перехватил свой меч, и следующий удар пришелся точно в висок несчастному, лезвием плашмя. Таким ударом можно было оглушить человека, но я, по всей видимости, не рассчитал силы – у бедолаги из ушей пошла кровь, его тело свело судорогой. Оказавшийся рядом Рут, особо не церемонясь, вонзил свой меч в его грудь. Мы двинулись дальше.
С каждым новым шагом я все более отчетливо слышал лязг металла и крики дерущихся бойцов. Пробежав на одном дыхании несколько стадиев, я увидел знамена римских центурий в виде поднятых кверху древков копий, украшенных медальонами с изображениями открытой ладони. Вскоре перед моими глазами возникло само поле боя и спины римлян. Касту удалось окончательно внести суматоху в первую линию когорт римлян из трех. В оборонительных редутах появилась брешь, куда, сминая римский легион яростным напором, ударили силы одного из моих лучших полководцев – Висбальда. Понимая, что здесь и сейчас силы рабов превосходят по численности силы римлян, центурионы скомандовали отступление, опасаясь, что противник зайдет с флангов или ударит в тыл. Личный легион Красса, собранный из лучших римских солдат, поплыл, отступая под невероятным натиском рабов. Совсем немного не хватило для того, чтобы отступление римлян обернулось поголовным бегством. Сразу пять шеренг первой линии четырех когорт лопнули, как расколовшийся грецкий орех. Я лично видел, как распалось несколько манипул, началась давка. Восставшие с неведомой доселе яростью заставили легионеров Красса показать спины. Несколько сот человек бросилось в беспорядочное бегство, сбивая друг друга с ног, моля о пощаде и падая на колени, будучи готовыми сдаться в плен тем, кого они презирали и над кем чувствовали свое превосходство. Земля усеялась трупами.