Крассовский закашлялся и, чтобы протолкнуть ставший поперек горла ком, пригубил красного вина. Он поставил на стол вторую чашу, плеснул в нее фалернского и пододвинул на край столешницы, к центуриону.

– Присядь, выпей, – распорядился Крассовский.

Гай Тевтоний, все так же стоявший у края стола, одним глотком осушил вино и задумчиво уставился куда-то в одну точку на противоположной стене шатра.

– Помолчим… – Крассовский пожал плечами.

Он задумался, понимая, что вряд ли говорит по-русски сейчас. Из его рта доносились другие слова; как мог понять Марк Робертович, это был мертвый язык – латынь. Язык великих правителей, полководцев, философов и ученых. Он не знал, где и когда успел выучить латынь до уровня владения в разговорной форме, если до того знал лишь несколько общих фраз и пословиц. Впрочем, такой расклад только лишь забавлял олигарха. Слышать из своего рта речь на латыни, вдруг ставшей родным языком, было даже забавно. Центурион наконец присел на табурет, наблюдая, как Крассовский наливает в его пустую чашу вино. Судя по всему, подобное панибратство здесь было не принято. Но пить в одиночку Марк Робертович не любил и плевать он хотел на те обычаи, которые здесь были установлены до него. Он – тот человек, который приходил в чужой монастырь со своим уставом, иначе не добился бы в своей жизни таких высот. Всегда и везде Крассовский устанавливал собственные порядки.

Наконец его размышления прервал голос центуриона.

– Я не узнаю тебя, Марк! – вдруг сказал он. – Почему ты изменил решение? Ты думал о последствиях?

– О каких последствия ты говоришь, Гай Тевтоний? – Марку Робертовичу, которого порядком утомило общество примипила, все сложнее было скрывать свое раздражение.

– Может быть, ты забыл об участи Гая Торания и Публия Вариния? – Центурион сверкнул глазами. – Ты хочешь повторить их судьбу?

Крассовский вздрогнул. Рука с чашей медленно опустилась на столешницу. На лице застыла гримаса раздражения.

– Гай, может быть, напомнить тебе о битве у Коллинских ворот? Цыплята курицу не учат, а центурионы исполняют распоряжения главнокомандующих, не наоборот…

– Я не закончил! – прорычал Тевтоний. – Ты писал письмо в Рим с просьбой выслать тебе подмогу в лице Помпея и Лукулла, Марк! Еще вчера ты понимал, что Спартака не взять голыми руками! Теперь же ты лезешь на рожон и ставишь на карту все, одним махом предоставляя Спартаку возможность перечеркнуть все твои былые заслуги. Одумайся! Дождись Лонга! Поверни легион, ты ведешь на убой своих людей! – Трибун всплеснул руками. – Тебе не видать венка и триумфа, если ты лишишься легиона, если ты утеряешь знамя! Ты подавишь восстание, но каковы будут потери, Красс? Кто доверит консульство человеку, который погубит свои легионы в сражении с рабом?

– Приказы не обсуждаются, мне думалось, что такому человеку, как ты, незачем объяснять столь очевидные вещи, – отрезал олигарх.

– Может быть, тогда ты поведешь свой легион в бой лично? – прошипел Гай Тевтоний. – Мне кажется, что ты достаточно почерпнул у Суллы, преследуя Мария. Что скажешь?..

Примипил запнулся. Послышался то ли удар, то ли хлопок. Было видно, как исказилось лицо Гая Тевтония, как округлились его глаза. Он медленно перевел взгляд с олигарха на столешницу, туда, где располагалась его рука, и сглотнул. Между пальцами правой руки, которой центурион опирался о стол, торчал кинжал. Крассовский, лицо которого в этот миг исказила ярость, схватил центуриона за край плаща и потянул его к себе.

– Я скажу, пошел вон! – прорычал он.