– С чего такие выводы? – нажимал папуля.

– Лерочка на вас похожа.

Святая ложь. Я не так уж сильно на папу. Хоть и в его род, да. Больше на тётку, папину сестру, походила.

– И чем же, позволь спросить? – я уже переживала, что папу Кондратий хватит.

– Ушные раковины и линия носа, – уверенно, без запинки, выдал Змеев. – И глаза зелёно-голубые, изменчивые.

Папа крякнул, тряхнул ещё раз руку Змеева и наконец-то отпустил.

– Глаза, говоришь? – прищурился он. – Как разглядел только.

– Здесь достаточно светло, – сухо пояснил Олег. – А зрение у меня отличное.

– Ишь, какой! – хмыкнул отец и снова вгляделся в «зятя». – Мои – ладно. А вот Лерочкины разглядел – зачёт. Андрей Юрьевич Анишкин, – представился он наконец-то.

За то время, пока они «здоровались», я, наверное, не дышала. Краснела и бледнела, понимая, что появление папки – это уже чересчур.

– Змеев Олег Никитович, – в тон ему ответил «зятёк», и по папиному взгляду я с ужасом поняла, что Змеев ему понравился!

Дело в том, что папе угодить было невозможно. Об этом стыдно говорить, но на пороге моего двадцатисемилетия, отец опекал меня, будто мне пятнадцать.

Не могу сказать, что он постоянно вмешивался в мою жизнь, но руку на пульсе держал строго. И почти всех «кандидатов» прощупывал на «вшивость». Надо ли говорить, что все ему были не хороши для меня?

– Разгильдяй! – припечатывал он одного из. Бесполезно ему было объяснять, что я и не собиралась ничего иметь с этим мужчиной – моим мнением папа никогда не интересовался.

– Слабак! – давал он определению другому из.

– Маменькин сынок-сосунок, – клеймил третьего. И так по спирали вверх.

Чем зацепил его Змеев, я понятия не имела, но то, что впервые отец разглядывает «кандидата» слишком пристально, мне не нравилось.

Я не хотела тревожить родных. Не собиралась рассказывать о «договоре» и о том, что меня заставило согласиться. Я думала, что всё пройдёт как-то само собой, тихо, мирно, спокойно. А к тому времени, как родители что-то пронюхают, мы со Змеевым благополучно разбежимся, кто куда.

Я хотела Олегу помочь выбраться из эмоциональной ямы. Я собиралась оградить подругу и её семью от тяжёлых разборок, где непременно пострадают дети. А всё остальное – так. Лишь средства для достижения цели.

Нет ничего, что нельзя повернуть назад. Всё можно. И я наивно в это верила.

– Ну, дочь, веди в дом, будем с зятем знакомиться. Ты ведь там вроде как на руку моей дочери претендуешь?

– Не вроде как, а точно.

Мне захотелось Змеева пристукнуть кирпичом по голове. Посильнее и побольнее. Кажется, его уверенность отцу понравилась ещё больше.

Пришлось вести мужчин в дом, ставить чайник, собирать на стол не просто пряники, а и еду посерьёзнее: папа наше «сладкое-шмадкое» не признавал. Ему кусок колбасы, мяса подавай, а не вот это всё.

Змеев не дрогнул и тут. Метал бутерброды в себя так, будто сто лет не ел. Куда ему только лезло! Наминал и хвалил мамины солёные огурцы.

– В следующий раз я грибочки принесу, точно тебе понравится. С лучком, со сметанкой – язык проглотишь. Моя Танечка такие грибы закатывает, оторваться невозможно! А ну, дочь, дай зятю наших помидор!

И мне пришлось доставать трёхлитровую банку, что благополучно стояла на балконе почти год, никому не мешала.

В то время, пока я металась и подносила огурцы-помидоры, резала холодное мясо, пилила колбасу кусками потолще, разделывала селёдку, а хлеб мазала маслом пожирнее («И хлеб давай, дочь, ломтями по-деревенски! – покрикивал отец. – Мне ваши городские тонкости не надо, газеты будете потом читать!»), папа о чём-то беседовал с Олегом.