— Миша, улыбнись и помаши лапкой моим подписчицам, — пьяно покачиваясь, Ванька направляет на меня камеру.

Усмехаюсь, машу.

— Смотри, чтобы девчонок не укачало, оператор, — у меня язык тоже еле ворочается.

— Бля, мы всё выжрали, — Беркут с сожалением смотрит на перевёрнутую горлышком вниз пустую бутылку. — Надо ещё. Но я к бате больше не полезу. Гоу в клуб. Там коктейли, девочки.

— Какие девочки? Мы в дрова, — пытаюсь подняться, но гравитация сегодня особенно сильная. Она вдавливает меня обратно в пол.

— Нам тут пишут в чате, что не против пойти с нами в клуб, — подаёт голос Ваня.

— Не-не, парни, — кручу головой. — Я пас.

— Сори, девчонки, не сегодня, — говорит в камеру Ванька, прощается и отключает стрим. — Тогда какие планы? Тухнуть здесь неохота.

— Есть идея, — выдаёт Беркут.

— Твои идеи обычно плохо заканчиваются, — напоминаю я.

— Похуй. Вставай, погнали. Задолбала твоя кислая рожа. Бухло не помогло, будем искать другое лекарство.

Сдаюсь. В конце концов я хотел развеяться и чуть переключиться. Сумбурно, иногда сталкиваясь телами, собираемся. Беркут такси со своей мобилы вызывает. Куда, не говорит.

Выходить в таком состоянии из его комнаты немного стрёмно. Тем более скандал между предками продолжается. Это всё такое личное, а мы бухие свидетели. Переглянувшись, выталкиваем сначала Диму из комнаты. Он тут живёт, ему ничего не будет. Следом выходим я и Ванька.

— Стоять! — рявкает отец Беркута.

Встаём в ряд. Три тополя, мать его! Ветра нет, а нас качает, и улыбка сама лезет на лицо.

— Пап, мы проветриться, — у Димы получается говорить бодренько и почти без запинки.

— Мне потом опять вас из ментовки вытаскивать? Месяц спокойно живём. Пусть так и остаётся. В комнату!

— Да хорош. Нормально всё будет. Михе хреново. Мы его выгуляем и вернёмся. Обещаю.

— Я твоим пьяным обещаниям не верю.

— Я могу к себе на квартиру вернуться, и возись тогда с матерью сам, — ставит ультиматум Беркут.

— Шантажист хренов, — устало вздыхает его отец. — Ладно, валите. Но если попадёте к ментам, оставлю на пятнадцать суток. Трезветь. Ясно?

— Так точно, — отвечаем нестройным хором. У Вани рука дёргается к виску. В попытке изобразить воинское приветствие. С координацией беда. Промахивается.

— Придурки, — усмехается Димкин отец. — Идите уже отсюда.

Угорая и толкаясь, вываливаемся на улицу. Тачка как раз подъехала. Пробок нет, ночь. Хрен знает, как в универ утром ехать, но я не пропущу. У меня теперь стимул там в любом состоянии появляться.

Ваня просит водителя поставить свою музыку и сделать её громче. За хорошие чаевые можно всё. Нескладно подпеваем под какой-то трек, прикалываясь друг над другом. Курим синхронно из всех трёх окон.

— А если так? — Дима закрывает окно со своей стороны. Я повторяю. Ванька поддерживает.

Затягиваемся, заполняем салон дымом.

— Ёжи-и-ик, — раздаётся с переднего сиденья.

— Лоша-а-адка, — замогильным голосом отвечает Дима.

Даже водитель не выдерживает. Ржёт вместе с нами. Открываем все окна. Дышать реально нечем. Дым вытягивает. Музыка вылетает из салона наружу.

Тормозим… где?

Хмурясь, выхожу из машины. Водила сигналит нам на прощание и уезжает работать дальше. Ищу хоть одну вывеску, хоть какую-то подсказку. Ни-че-го!

— А я знаю, — лыбится Ванька. — Погнали. Ты тут не был ещё. Мы недавно это место нашли.

Парни подходят к глухой железной двери. Роются по карманам. Из портмоне достают пластиковые карточки. Демонстрируют их в открывшееся в двери окошко. Оно захлопывается, а через мгновение открывается и сама дверь. В нос тут же бьёт запах алкоголя, парфюма и кальяна. Играет музыка. Мы проходим вглубь заведения. На сцене и шестах, закреплённых на высоких тумбах, извиваются красивые женские тела. Их кожа мерцает в свете окружающих ламп. На лицах кружевные маски, что невольно притягивает взгляд к глазам и губам. На кожаных диванах, стоящих прилично далеко друг от друга, сидят мужики с алкоголем. Из девочек только местные.