– Островок маленький, за десять минут обойти можно… – Стольников тяжело сглотнул. – В центре скалы крохотное озеро. Вода собирается дождевая. С водой-то нам повезло…
– А с едой нет… – закончил я за капитана.
– Вообще ничего. Ни одного кокоса. Креветок да мидий мы в первый день подъели. Пытались ловить рыбу руками – бесполезно. День голодаем, второй. Через неделю решили тянуть жребий.
Я встал, подошел к окну. Видеть капитана уже не мог. Но и остановить его исповедь тоже рука не поднималась.
– Решили так… – глухо продолжал Стольников. – Кто вытянет короткую щепку… Ну вскроет ножом себе жилы. Потом его съедим.
За окном продолжал толкаться народ, появилось несколько новых калек. Один юродивый в обносках что-то вещал толпе, показывая пальцем на крыльцо. Узнать бы что…
– Жребий Юрчику выпал. Юнге нашему, – совсем тихо произнес капитан.
– Я уже все понял… – все-таки не выдержал. – Сколько вас осталось?
– Трое.
– А спаслись как?
– Еще через неделю корабль мимо проходил. Китайский. Вытащили нас.
– И ты, вернувшись домой, пошел к попам, думал, очистят они тебя от греха-то смертного?
Стольников скрипнул зубами:
– Гнали взашей.
Юродивый увидел меня в окне, поклонился в ноги. На шее у него закачались железные вериги.
– Вы не думайте, отче, я не с пустыми руками.
По столу что-то стукнуло. Я обернулся и увидел, что капитан достал саквояж, открыл его. Он был забит пачками денег.
– Тридцать тысяч. Рубль к рублю. Копил на часовенку или даже церквушку, чтобы, значица, отмолили мои грехи там. Но священники не взяли. Отдам все вам. Только умоляю, отчитайте грех. Жить так больше не могу – хоть в петлю лезь. Как засыпаю – перед глазами Юрчик.
Юнгу уже не вернешь, а вот капитана еще можно спасти… Я посмотрел на Стольникова, подошел, закрыл саквояж.
– Плохие деньги.
– Ольга Владимировна сказала, – всхлипнул капитан, – что вы святой человек…
– Звать-то тебя как?
– Никодим.
– Одной отчиткой тут не обойтись. Жизнь за жизнь надо вернуть, Никодим. Двоих убили вы, осквернились – двоих спасти надо.
Капитан согласно закивал.
– Все сделаю! Жизни не пожалею. Только научите, отче.
– Остальные моряки где?..
– Один с ума сошел, в одесском желтом доме содержится. Другой в Москве осел, что с ним – не знаю. Но адресок есть.
– Жди тут.
Я вышел в коридор, шуганул лакеев, что подслушивали разговор. В своей комнате нашел Молитвослов, пролистал его. Самая сильная молитва для отчитки была «Живый в помощи Вышняго». Читали её в самых критических ситуациях, от врагов и во время бедствий. Состояла она из упоминания обещаний Бога сохранить и спасти своих. Самое то для профилактики самоубийства. Да и народ её уважает.
– Будешь при мне… – я вернулся обратно, показал капитану Молитвослов. – «Живый в помощи» над тобой буду читать каждое утро. Ежели сможем через тебя помочь людям каким, а паче спасти кого и почувствуешь ты себе облегчение, значит, все у нас сработало.
Стольников бросился целовать руку.
Глава 3
В полночь меня разбудили.
– Григорий Ефимович, просыпайся. – Над кроватью стояла со свечой Лохтина. На женщине была только белая ночнушка и больше ничего.
– Что случилось?
– Из дворца казаков прислали. С царевичем Алексеем беда.
Я ждал этого. Встал, быстро оделся. Саквояж с ассигнациями засунул подальше под кровать. Надо что-то решать с деньгами, хранить такую большую сумму в доме Лохтиных было безрассудно. Отдать обратно капитану? Расспросив Стольникова после молитвы, я понял, что моряк не так уж и беден. На суше он устроился концессионером – принимает заказы на перевозку грузов, работает по всей России, зашибает большие деньги.