Большой корпус нелитературного эпистолярия Платонова сохранил архив Министерства сельского хозяйства: это письма и телеграммы 1923–1926 годов, подписанные “губмелиоратором А. Платоновым”. Разработку фондов Российского государственного архива экономики (РГАЭ) начали в 1993 году слушатели Платоновского спецкурса в Литературном институте М. Немцов и Д. Кудря и продолжила Е. Антонова в ходе подготовки первого тома научного издания “Сочинений” А. Платонова. Производственные письма, казалось бы, не имеющие прямого отношения к литературному творчеству их автора, представляют не только драгоценный источник сведений о жизни Платонова 1923–1926 годов, когда он после блистательного литературного дебюта первых пореволюционных лет (1918–1921) вдруг резко уходит из литературы. Это – полноправная и неотчуждаемая часть его наследия, многое объясняющая в писательском пути Платонова и в плотной событийности, фантастической реалистичности его прозы. Литературные столицы живут в эти годы совсем другими заботами и вопросами. Идет формирование нового типа писателя, который должен сменить “стариков” русской литературы – эмигрантов внешних и внутренних; разворачивается схватка разных литературных объединений и группировок за гегемонию в литературе и право определять ее столбовые дороги. Многие современники Платонова, вошедшие, как и он, в литературу с революцией, уже объявлены классиками и готовят собрания своих сочинений. Издательства и журналы направляют писателей в творческие командировки за материалом в сельские районы и на заводы. Бурно обсуждаются вопросы “линии партии” в литературе, изображение старого и нового быта. Литературные и политические дискуссии следуют одна за другой… Платонов откликается на некоторые из литературных полемик, однако чаще всего шлет в Москву совсем другие сообщения – письма и телеграммы, никак не связанные с литературной жизнью и ее страстями. Письма и телеграммы выстраивают хронику общественно-мелиоративных работ в Воронежской губернии, которая рассказывает о том, как и чем жил Платонов в эти годы. Он обсуждает сметы проводимых работ, просит денег на строительство прудов, колодцев, электростанций, на борьбу с оврагами, рассказывает о состоянии земли, продовольственном положении губернии, “угнетенном” настроении бедствующего крестьянства и самоотверженной работе технического персонала… В письме инспектору Наркомзема А. Прозорову от 22 сентября 1924 года он просит Москву найти возможность поощрить техников, отличившихся на тяжелых работах: “Со своей стороны я пообещал райгидротехникам кое-что хорошее. Ибо плохого они видят достаточно”. И здесь же набросок портрета одного из рабочих, некий прообраз будущих пролетариев из “Котлована” и “Ювенильного моря”: “Райгидротехник от тележной тряски, недосыпания, недоедания, вечного напряжения стал ползать, перестал раздеваться вечером и одеваться утром, а также мыться. Говорит, зимой сделаю всё сразу”.

Платонову не надо было ехать в командировку за материалом, он сам был носителем уникальных для советского писателя знаний о реальной низовой жизни провинции эпохи нэпа – и это знание во многом определит его жесткое противостояние основному направлению и пафосу советской литературы и главное обвинение, которое он до конца жизни будет ей предъявлять: незнание и нежелание знать жизнь народа. Из этих же источников жизни, а также от далеких от литературных страстей собеседников, с которыми его связала жизнь, – ироническое отношение Платонова к сменяющим друг друга литературным дискуссиям. Поэтому и звучит столь убийственно сравнение собрания писателей и инженеров в его статье “Фабрика литературы (О коренном улучшении способов литературного творчества)” (1926): “Шпенглера у нас не любят (и есть за что), но в одном он был прав: в сравнении количества ума и знания, циркулирующего на собрании промышленников и на собрании литераторов, – в сравнении не в пользу литераторов. Это верно, и не спрячешься от этого. Побеседуйте с каким-нибудь инженером, большим строителем и организатором, а затем поговорите с прославленным поэтом. От инженера на вас пахнёт здоровый тугой ум и свежий ветер конкретной жизни, а от поэта (не всегда, но часто) на вас подует воздух из двери больницы, как изо рта психопата”.