Я сошла около кладбищенской стены и направилась к воротам. Я зашла внутрь. Там было абсолютно пусто. Не было совсем никого. Зима. Довольно холодно. Но холода я не чувствовала. Уже давно. Может потому, что холодно было у меня внутри. Странно, но кладбище не вызвало у меня прежнего ужаса. Совсем наоборот. Вдруг, непонятно по какой причине, мне стало спокойно. Я внезапно перестала ощущать эту тупую боль в области груди. Кладбище было старым и потому очень, очень большим. Я начала бродить среди могил. Я читала имена, смотрела на фотографии. Я присаживалась на маленькие скамеечки и не замечала, как становилось темно. Никакого страха я не испытывала. Наоборот, мне не хотелось оттуда уходить. Я ПОНИМАЛА: что-то было очень «не то» и очень «не так»! Но бороться с этим у меня не было ни сил, ни желания. Моя жизнь закончилась. Так я тогда думала. Его я больше никогда не увижу и не найду. Так какой же смысл продолжать жить? Я угасала. Медленно, но верно.

Я стала приходить на кладбище каждый день. Иногда я покупала цветы и раскладывала их на старые могилки. Гуляла там. Сидела часами. Пока однажды не случилось то, что меня, как я сейчас понимаю, спасло. Однажды, зайдя в ворота кладбища, я увидела пожилую женщину, которая продавала цветы. Их у нее было мало, и просила она какую-то очень небольшую сумму. Я решила купить у нее все цветы. Но когда я давала ей деньги, она вдруг взяла меня за руку. Я не могу сейчас вспомнить ее лица.

Она взяла меня за руку и сказала спокойным, тихим и очень добрым голосом:

– Детонька… Детонька, послушай! Сгубить тебя хотят! Не сгубили, потому как Светлая ты! Очень Светлая! Но если не найти того, кто это отчитает, то сгубят! Найти кого-то надо, детонька! Чтобы вычитали тебя! Ты вот что! Ты в монастырь пойди, тот, что недавно отстроили. Там есть такая Наталья! Поищи ее! Она поможет тебе! А сюда не ходи больше, деточка! Не ходи! Не место тебе среди мертвых. На ЗЕМЛЮ портили тебя! С могилы взятую. Могила с твоим именем!

Я стояла, словно в землю вросшая! Не знаю, минуту, или полчаса. Но когда ко мне вернулась способность говорить, я спросила:

– И что они сделали с этой землей, бабушка?

Женщина на минуту замолчала. Все это время она продолжала держать мою руку в своей.

– Земля в кровати, – сказала она.

И мне все стало ясно в тот же миг! Вспомнила я и эту чертову кровать, и как трясло меня при одной мысли о том, что нужно на нее лечь, и тот ужас, который она во мне вызывала. Я сейчас вспоминаю, что было дальше, словно во сне, словно в тумане. Я пошла на остановку, села на автобус и поехала к дому, где жил мой муж. Я знала, что если увижу его машину на стоянке, значит он дома, если же нет… Значит, его там нет. Машины не было. Я поднялась на лифте на девятый этаж. Ключи у меня еще почему-то были с собой. Мы ведь все еще числились женатыми, может, я их носила в сумке, как напоминание о моей несвободе. Не помню.

Закрыв за собой дверь, через минуту я стояла напротив этой проклятой кровати… Мне почему-то опять стало жутко и невыносимо страшно. Наконец я нашла в себе силы и подняла огромный двуспальный матрац. Мне пришлось свернуть его почти вдвое. На середине кровати лежал сверток. От него шел холод, словно от могилы на том кладбище, с которого я только что приехала. Я взяла его в руки. Это был женский головной платок. Развернув его, я увидела в середине землю… Я уже знала, что это была за земля. Тогда я не знала о том, что брать подклады в руки категорически запрещено.

Как только сверток оказался у меня в руках, возникло жуткое и страшное видение. Я лежу в заколоченном гробу, и при этом