И я так бесконечно этого хотела, что мне казалось, что от меня к нему идет какой-то невидимый свет, и ему от этого становилось хоть немного легче. Я в это верила, и разубедить меня в этом не смог бы никто на свете! Но разубеждать меня было некому. Никто, ни одна живая душа об этом не знала.

Сейчас я понимаю, что Близнецы, даже если находятся в разных галактиках, все равно чувствуют друг друга. Для них нет ни времени, ни расстояния, ни пространства. Но тогда я ничего этого не знала. Я лишь чувствовала его боль и хотела, чтобы ему стало хоть немного легче. Позже, через много лет, его мать, уже не с поверхности этой Земли, а из мира духов и Хранителей, сыграет в этой истории решающую роль. Но об этом я расскажу немного позже.

Итак, я жила, продолжая его искать, ни на минуту не сомневаясь, что я его найду.

Вы спросите, были у этой странной забитой девочки какие-то другие мечты? Не поверите Да. Также я хотела быть актрисой. О, как же я этого хотела!

Ничем и никем другим я никогда не хотела больше быть! Никакой другой судьбы я себе не мыслила. Причина была мне ясна с самого детства. Я видела всегда, какое влияние оказывает на людей искусство. Будь то танец, песня, спектакль или кино! Люди плакали, люди смеялись, а после хорошего фильма или красивой песни становились радостнее, светлее, добрее. Я всегда была уверена, что искусство существует, чтобы незримо касаться наших сердец и душ. Оно трогает. В прямом смысле. И оно то, что меняет нас. Заставляет нас задуматься. Заставляет хотеть становиться лучше. Добрее. Хотеть сделать кому-то что-либо хорошее. Обнять кого-то. Простить. Полюбить…

Я всем сердцем и всей душой хотела быть причастной к этому. Но ведь до того, как мне сделали пластическую операцию и изменили мой «ведьмовской носик», я все еще была уродлива. Скажи я кому-нибудь, кем я хочу быть, мне рассмеялись бы в лицо! Да что там рассмеялись бы… Они всегда смеялись.

Однажды, когда мне было тринадцать лет, я так и сделала. Я написала об этом в школьном сочинении «Кем я хочу быть, когда вырасту». Написала, что хочу быть актрисой. Я вызвала этим шквал смеха и издевок…

– Эй! Уродина! И кого же ты будешь играть? Кикимору болотную? Бабу Ягу? – и смех…

– Но ведь Кикимору Болотную тоже нужно кому-то играть, – отвечала им я, скрывая боль за маской безразличия. Конечно, после пластической операции, кикиморой меня уже было не назвать. На моем лице словно проявились из тени и заиграли красками и мои большие темные, как у моего Близнеца, глаза-озера, и красиво очерченные (как и у него же) губы. Но до этого было еще далеко.

Раньше я рассказывала вам, как еще шестилетней девочкой я пообещала известнейшему на весь СССР руководителю цыганского ансамбля «дяде Николаю Сличенко», что вырасту и приеду к нему в Москву, в его театр «Ромэн». Так вот я так и сделала.

Когда мне исполнилось 17 лет, мы с мамой взяли билеты на поезд и поехали в Москву. Я собиралась поступать в ГИТИС (Государственный Институт Театрального Искусства).

В то, что я поступлю, у меня почему-то не было никаких сомнений, несмотря на то, что мой крючковатый нос был все еще при мне! Одновременно я собиралась начать работать (конечно же в массовке) в театре «Ромэн». То, что меня и туда возьмут, я тоже не сомневалась.

Откуда такая уверенность у ни в чем другом не уверенной, зашуганной и вечно сомневающейся девочки, живущей в постоянном страхе? Наверное, моя внутренняя сила, которая не давала мне погибнуть, сойти с ума и покончить с собой, держала меня и здесь, говоря, что ее хватит на все. В том числе, на поступление, известность и славу.