[9]

Перед глазами, как сегодня, первый день работы музея, его открытие – 10 февраля 1990 года. И запомнился он так ярко не только потому, что было открытие, пастернаковская метельная зима, «лепившая на стекле кружки и стрелы», гости, праздничная суета… Запомнился необычным незапланированным событием, как оказалось, самым важным, сакральным для дальнейшей жизни музея.

Традиционное разрезание ленточки, множество людей, заполонивших двенадцать квадратных метров, на которых когда-то в годы войны на две зимы «обосновал свой труд» Борис Леонидович… Комната, как и тогда, «… светлая и уютная, но неважно побелена. Посредине стены обозначен бордюр с черными и красными птицами. Рабочий стол Бориса Леонидовича и несколько стульев. В углу подобие шкафчика… На столе чернильница, кучка карандашей, лезвия для бритвы, стопка старых писем…»[10]

Комната Бориса Пастернака

Вот уже произнесены все обязательные речи, проведена экскурсия по экспозиции комнаты, слово предоставлено художнику музея – М. Я. Гисматулину. Высокий, импозантный, красивый, обладающий бархатным тенором, он читает любимого «Гамлета», сразу завладев вниманием гостей:

Вдруг – стук в окно. Все замерли, затаили дыхание (это же второй этаж!) и разом повернули головы к окну. Маленькая птичка сидела на подоконнике и деловито и настойчиво просилась внутрь. Так продолжалось минуты две: все, изумленные, молчали, птичка продолжала стучать.

«Это же душа Бориса Пастернака вернулась сюда и хочет здесь поселиться…», – раздался голос художника.

Случилось чудо – все поверили! Все разом заговорили, что так оно и есть, что это знак свыше, что, конечно же, это не что иное, как душа поэта, которой здесь было когда-то очень хорошо, ведь он сам признавался: «Нигде, как в Чистополе, мне так свободно и спокойно не жилось, не писалось и не дышалось…» Никто не собирался покидать комнату, стали читать стихи, вспоминать эпизоды его жизни в эвакуации, цитировать его высказывания о Чистополе…

А птичка продолжала с упорством напоминать о себе… Открыли окно – она перелетела на растущее перед окном дерево и с любопытством поглядела на людей. Проникший в комнату холод заставил нас закрыть створки.

Зимой смеркается рано. Все понемногу успокоились и потихоньку разошлись.

Каково же было мое удивление, когда на следующий день я вновь увидела эту птичку на подоконнике за тем же самым занятием – она периодически стучала в стекло, как только в комнату заходили посетители. И так продолжалось три дня. А потом она улетела.

Она улетела, а душа Бориса Пастернака осталась. Теперь, через двадцать шесть лет работы в музее, я это точно знаю.

«Я поражена необыкновенной атмосферой музея. Это, наверное, потому, что здесь сохранен и жив дух Бориса Леонидовича…», «Увозим теплое чувство встречи с Б. Пастернаком…», «Эти стены согреты дыханием поэта…» – это лишь небольшая часть выписок из Книги отзывов музея, но они и есть доказательство соприкосновения с живущей здесь душой великого писателя.

На зов души Бориса Пастернака идут в маленький провинциальный музей ежегодно десятки тысяч людей, «не хлебом единым» живущих, чтобы вместе с ним продолжать «жить, думать, чувствовать, любить, свершать открытья».

[11]

В Этнографическом музее есть потрясающие предметы, связанные с шаманизмом. Его не принято называть конфессией, но тем не менее это – мировоззрение. Это форма взаимодействия с окружающей средой, это понятие Верхнего мира и Нижнего мира, космогония. Со мной лично никаких мистических историй никогда не случалось, но есть одна история, совершенно реальная, которая произошла в 70-е годы прошлого века. Был такой известный танцор Махмуд Эсамбаев, старшее поколение его хорошо помнит. Однажды он решил поставить шаманский танец и попросил у нас подлинный костюм шамана. Ему сначала отказали, но он так сильно настаивал, что в конце концов получил разрешение. Костюм-то он надел, но танца не случилось – у Эсамбаева что-то произошло с ногами, как говорят «обезножил» и вообще не мог танцевать.