– Роберто, посмотри: ты немножко испачкался, – озабоченно заметила я, показав на свои губы – у моего любимого в уголке рта осталось пятнышко от соуса.

– О! – извиняясь, воскликнул Роберто и унесся на кухню за бумажными салфетками. Даниэла взирала на этот обмен любезностями как на личное оскорбление.

Роберто меж тем наложил себе один из салатов – тот, что я приготовила для гостьи и себя.

– Тебе этого нельзя есть, здесь огурец! – Роберто тут же выплюнул порцию салата, которую он уже начал жевать, посмотрел на овощи так, будто обнаружил в них живую гадюку и поспешно спихнул салат в общую миску грязной вилкой с грязной же тарелки (со своими объедками и остатками соуса, который я не любила). Кое-чего из того, что проделывает Роберто, с лихвой хватило бы, чтоб я давно сбежала от кого-нибудь другого – но когда это делает он, у меня это вызывает лишь умиление. Например, когда итальянец часто сморкается, причем не в ванной, а прямо при мне. Потому что пора цветения, а у Роберто широко распространенная сенная лихорадка. Мне это в нем даже нравилось – может, благодаря своей проблеме он лучше поймет мою аллергию на цитрусовые и грибы. Еще я заметила, что Роберто иногда пукает – вернее, довольно регулярно. Что совсем неудивительно при его любимой диете, с ежедневными горохом и фасолью. Но в принципе, это тоже ведь пустяк! С этим пожеванным салатом и прочими объедками, сброшенными обратно в общую миску, тоже ведь мелочь. Но на сей раз меня все-таки покоробило: оказывается, когда Роберто расслабится, то совсем не думает о других! Даже о дорогих ему людях. Сам небось не стал бы есть то, что кто-то выплюнул! А мне так хотелось этого салата! Тем более что приходилось покупать любимые огурцы на свои деньги. А их было так мало!

– Что такое? – Даниэлу это тоже шокировало.

– У Роберто аллергия на огурцы, – пояснила я. И удивилась: старый друг, даже больше – бывшая подружка, они жили вместе. И, тем не менее, таких вещей о нем не знает! Я видела: Даниэле неприятно, что я успела за неделю в чем-то стать Роберто ближе, чем она за 20 лет.

За трапезой Роберто расхваливал Даниэлу и ее театр: какие они прогрессивные, неординарные и талантливые.

– Будет очень интересно посмотреть ваше новое представление! – заметила я. Мне в самом деле было любопытно. Кроме того, может, до Даниэлы при дальнейшем общении дойдет, что нельзя людей воспринимать так негативно, совсем их не зная. Надо попытаться с ней подружиться, ради Роберто. Он меж тем блаженно улыбался: новая и старая его подружки понравились друг другу и готовы жить под лозунгом «мир, дружба, жевачка». Как все-таки мужчины порой наивны – как дети! Но меня приторная улыбка Даниэлы обмануть не могла. Было ясно: итальянка постарается сделать все, чтобы меня поскорее не стало. Рядом с Роберто.

– Я еще не была в этом твоем новом доме, – меж тем заметила гостья, – что это у тебя там такое на полках, Роберто? Черепа?!

– Да, ягненка и еще какого-то животного, мы с Джошуа нашли их вблизи фермы на юге Франции.

– И вы специально везли их сюда? – Даниэла была явно ошарашена.

– Да! – гордо сообщил Роберто.

– Мужчины иногда очень странные существа, – заметила я.

– О, да! – кажется, гостья впервые посмотрела на меня понимающе.

– Вот так однажды кто-то найдет и наши черепа. И будем мы лежать рядышком: череп Роберто, череп Даниэлы… и Элли… – поспешно спохватилась вежливая итальянка. Хотя было очевидно, что ей будет неприятно лежать со мной рядышком. Даже в качестве черепа.

– Коряги, статуэтки, ракушки, камни – это действительно красиво. Но черепа! – тут я заставила себя заткнуться. А Даниэла смотрела на меня одобрительно: давай-давай, выкладывай побольше того, за что я смогу зацепиться, чтобы потом уесть тебя в глазах Роберто! Вот это, например, отличный козырь: русская уже начала распоряжаться в твоем доме и твоей жизнью, указывать, что можно, а что нельзя.