И вот этот металлический ящик передо мной.

Примерно полметра на полметра на полметра. Куб, стало быть.

Я обошёл вокруг. Ничего необычного – металл казался похожим на серебро. Матовый. Интересно, сколько лет эта штука скиталась по просторам Вселенной, пока не попала ко мне на растерзание? Впрочем…

В такой ситуации каждый скраппер больше всего боится, что всё может случиться с точностью до наоборот! Как не вспомнить хотя бы того же Пита…

Но – говорю же, трусов у нас нет. Впрочем, и беспечных бесшабашных дурачков тоже. Не выживают.

Попинал я кубик ногой. Звук глухой. Спрашиваю:

– Сколько ему лет?

– Определить невозможно. – мне послышался в голосе Матери раздражающий смешок. Она у меня, вообще-то, врать не обучена, и издеваться, вроде, тоже, так что всё, что мне кажется иногда – это последствия слишком долгого одиночества. Ну, или общения с компьютером и Роботихой.

– Почему? – спрашиваю очень вежливо.

– Нет образца.

– Ну так отбери. Прямо сейчас! – я уже начал грозно хмуриться.

– Значит, ты отменяешь приказ «не вонять мне тут горелым карборундом»?

– Мать… Твою… Да, отменяю!..

Мать выдвинула ещё пару манипуляторов, алмазно-корундовый диск завращался как бешенный, и в подставленную кювету полетели искры и частицы. И диска и ящика.

Да-а, воняло, конечно, жутко. Но чего не вытерпишь для науки!..

Кювету Мать засунула в брюхо шкафа-универсального анализатора – там и микроскоп, и хроматограф, и масс-спектрометр, и всё прочее «мирно сосуществует». Хотя не поручусь, что когда я отворачиваюсь, все эти продвинутые и очень умные приборы не дерутся друг с другом, словно дикие коты. Иначе как объяснить, что почти каждый рейс приходится всё это добро перенастраивать?!

– Возраст определить не удалось. – говорит после пяти минут эта юмористка. – Воздействие внешних и собственных разрушающих факторов абсолютно не поддаётся анализу. Материал слишком прочен, радионуклидов нет вообще, и ни с чем таким прежде я не встречалась.

Умеет же она вызвать раздражение, когда хочет… Ладно, попробуем с другого бока:

– Определи тогда возраст чехла.

– Пыталась. Результат тот же.

– Ах так… Ну, а возраст вмещающей породы? Скалы и… бетона?

– Возраст скалы: от семи до шести с половиной миллиардов лет. Бетона: от четырёх – до трёх с половиной. Миллиардов. Удар метеорита, вскрывшего полость, произошёл не позднее двух миллионов лет назад. – нет, мне показалось, как всегда. Мать абсолютно спокойна и равнодушна.

– Выходит, этой штуковине никак не меньше четырёх миллиардов лет?

– Да. – вреднюха она у меня всё-таки. (Собственно, есть большая доля вероятности, что к этому и я приложил руку – я, как вы уже догадались, далеко не ангел!) С ней не поспоришь, и на неё не поворчишь. Молчит, когда знает, что лучше не раздражать меня. Впрочем, я уже обдумывал, как продам чёртов «уникальный» металл доктору Натану Гроссману из Массачусетского технологического. Такое тоже потянет тысяч на тридцать, не меньше. Сбагривать и то и другое воякам, было бы, конечно, слишком глупо, хотя они и дали бы побольше. Нет, обычаи надо уважать: не больше одной игрушки в одни руки!..

– Можешь вскрыть чёртов ящик?

– Да. Вероятно, на это уйдёт около часа.

– Действуй. Позовёшь, когда откроешь. Режь прямо пополам. Вот здесь.

Мать занялась делом, используя маломощный сапфировый лазер и аргонокислотный флюс для охлаждения, и включив на полную вытяжку в трюме, а я пошёл посмотреть, что там ещё есть на камне: вдруг я чего пропустил.

Ну, не сам, конечно, пошёл – дроида пустил. Он у меня мужик хозяйственный, если чего найдёт – сам доложит, или притащит. Правда, однажды он мне кучу мраморных муравьёв притащил!