- Я же сказал уже: всё хорошо, – не отрываясь от заполнения карты, сообщает Зернов и кивает на стул напротив него.

Я присаживаюсь и жду, когда он закончит. В школе были моменты, когда мне жутко хотелось огреть его по голове стопкой учебников. И спустя двенадцать лет мне хочется сделать то же самое.

- Вика, какой конкретно диагноз и кто поставил? – он поднимает глаза и смотрит так пытливо, словно я не у врача на приёме, а на допросе в полиции.

- Много кто. Я была в нескольких клиниках и репродуктивных центрах. Первичное бесплодие.

- А конкретнее?

- Захар, к чему эти вопросы? Подпиши мне бумажку, и я пойду.

- К тому что я ничего такого не увидел, если не считать незначительного воспалительного процесса в левом яичнике. Какие основания для диагноза? Эндокринные нарушения? Вика, я бы хотел увидеть протокол ЭКО.

- Его не было.

- Тогда лечения.

- Слушай, – я встаю и складываю руки на груди. – Какая уже разница, Захар? Прошло несколько лет, я смирилась, муж ушёл, тема закрыта.

- У меня есть сомнения.

- Каждый раз, когда у врачей возникали сомнения, мне это дорого обходилось. В эмоциональном плане. А итог тот же. Поэтому прошу, перестань. Просто подпиши карту.

Зернов смотрит на меня долгим нахмуренным взглядом, а я мысленно запираю ворота с мыслями на ещё один кованый засов. Нельзя снова им прорваться. Я не так давно научилась жить с мыслью, что у меня не будет детей. Никогда. Не так давно без жуткого сердцебиения научилась проходить мимо детских площадок и спокойно, без слёз, придерживать дверь супермаркета, когда какая-нибудь мамочка с коляской пытается выбраться наружу.

Может быть, Захар крутой спец, не спорю, но я не готова снова поднимать то, что навсегда заперла так глубоко. Его самонадеянность может стоить мне ещё нескольких курсов психотерапии, а я к этому не готова. Нет и ещё раз нет.

- Хорошо, – он резко ставит росчерк на бланке, прижимает печать и протягивает бумагу мне. – Но ты знаешь, где меня найти.

Я даже не прощаюсь. Просто пропущу этот эпизод мимо. Сейчас в офис, а вечером Ритка пригласила меня в клуб, вот об этом и буду думать, тем более, что её муж позвал холостого друга.

2. 2

Я сажусь в машину и поворачиваю ключ зажигания. Сглатываю горьковатый осадок. Ничего, сейчас отпустит.

От Ритки капает на телефон сообщение.

«Готова зажечь?»

И куча смайликов.

«В ожидании!»

Давно уже пора оторваться, а то только работа да работа. Ещё и мама нудит всё время «что ты, Вика, всё без мужика, тебе уже тридцать скоро, одной нельзя пропадать»

Как будто одной - это пропадать. Что вообще плохого в том, чтобы быть одной?

«Постель холодная»

«Состариться не с кем»

«Поддержит кто, если заболеешь?»

Будто храп в согретой постели, брюзжащий рядом дед - идеальный финал жизни. А по поводу заболеешь… кому мы нужны немощные?

Илья мне так и сказал: «Прости, Вик, но я хочу полноценную семью».

Может, и есть на свете мужчины, готовые стать партнёрами по взаимному уважению и без оглядки на мою неполноценность, но пройдут годы, пока я найду такого. И сколько будет проб и ошибок? Сколько боли и слёз? Обойдусь.

А вот физическое влечение запирать за семью замками я не намерена. Так что Рита права, надо сегодня как следует оторваться. Уже два года, как я живу в режиме дом-работа-работа-работа. Два года, как за Ильёй закрылись двери. Два года, как ко мне не прикасался ни один мужчина. Сегодняшний визит к Зернову не считается.

Когда приезжаю на работу, охранник у турникетов смотрит удивлённо. Потому что я всегда прихожу вовремя, к началу рабочего дня. В восемь сорок я уже всегда на месте. А тут вдруг приехала к десяти.