Я молча наблюдал, как Брэдли порылся в кармане куртки, извлек оттуда два листка бумаги и выложил на стол.

Первый из них был вырван из старого ежегодника Колфилдской академии, из того номера, где была помещена фотография четырех игроков в сквош. Один из подростков стоял особняком, словно и не был частью команды, хотя и играл в ней. Его лицо и имя были обведены кружочком: Скотт Мердок.

Вторым листком оказалась ксерокопия фотографии для паспорта, приложенной к заявлению Питера Кэмпбелла с просьбой разрешить ему постоянное жительство во Франции. Не оставалось никаких сомнений, что на обоих снимках запечатлен один и тот же человек – я. Возразить было нечего.

– Я думаю, дело было так, – сказал Брэдли. – Скотт Мердок окончил Колфилдскую академию, учился в Гарварде, а потом был приглашен для участия в какой-то закрытой правительственной программе. Он стал тайным агентом, жил под сотней разных имен, в том числе и под фамилией Кэмпбелл…

Я не отрывал взгляда от фото в ежегоднике, пытаясь вспомнить членов команды по сквошу. Одного парня звали Декстер Коркоран: настоящий подонок, его все ненавидели. Другие были еще бо`льшие придурки, даже имен их не помню. Психолог назвал бы это осознанным подавлением.

– Возможно, мистера Мердока выгнали из мира спецслужб или же он сам устал от такой жизни, – продолжал Брэдли. – Так или иначе, он въехал во Францию по паспорту Кэмпбелла, написал книгу, чтобы передать свои знания другим, и опубликовал ее под именем Джуда Гарретта, уже мертвого на тот момент агента ФБР.

Я продолжал упорно молчать. Коп пожал плечами и заключил:

– И вот мы наконец с вами встретились.

Да, несомненно, Брэдли с женой проделали просто потрясающую работу, но, как я обычно говорю, это их сегодняшнее открытие, а завтра отличится кто-то другой.

Что же касается меня самого, то теперь мне оставалось только одно. Я встал. Пришло время пускаться в бега.

Брэдли догнал меня в переходе из красивого двора отеля в величественную галерею. Несмотря на хромоту, он передвигался удивительно быстро.

Я коротко попрощался с ним и направился было к выходу, но коп схватил меня за руку:

– У меня есть к вам одна просьба. Именно поэтому мы с Марси сейчас в Париже.

Я покачал головой:

– Извините, я тороплюсь.

– Пожалуйста, выслушайте меня.

Он перевел дыхание, собираясь с силами, чтобы начать говорить. Но я не дал ему шанса это сделать и решительно отвел руку Брэдли, намереваясь уйти.

– Нет, – властно сказал он.

Оглянувшись, я увидел, что люди за ближайшими столиками смотрят на нас. Не хотелось устраивать сцену, и собеседник воспользовался моим замешательством.

– Когда опускаешься глубоко вниз, во тьму, все становится другим, – тихо произнес Бен. – Ранение заставило меня взглянуть на все иначе – на жизнь, отношения с Марси, работу. Особенно это касается моей профессии. Если и имелось что-то позитивное…

С меня было достаточно.

– Извините, – заявил я. – Ваша рана, по-видимому, была ужасна, и я рад, что вы поправились, но мне нужно срочно уладить свои собственные дела.

Я не располагал временем, чтобы выслушивать душещипательные истории из жизни человека, которого больше никогда не увижу. Следовало срочно покинуть Париж, чтобы обрести убежище в другом месте. На кону стояла моя жизнь, и я не мог позволить себе вести пустопорожние беседы.

– Ну пожалуйста, еще всего одну минутку! – попросил Брэдли.

Мгновение поколебавшись, я тяжело вздохнул и кивнул: пожалуй, я должен был уделить этому человеку немного внимания в благодарность за рассказ о том, насколько умело он разложил по полочкам всю мою прежнюю жизнь. Но я намеренно не проявил по отношению к собеседнику ни капли сочувствия, всем своим видом давая понять: Стена Плача находится в Иерусалиме, а ему надо побыстрее закругляться.