– Устименко ошень хороший, – почти рассердился австрияк. – Он звал. Я сам не принимал приглашение. Я не имею вид одежды… Даже это… Устименко…
Она и сама знала, что китель устименковский. И деньги, наверное, Володькины. И докука Володькина, надел себе на шею хомут, теперь вези, тащи!
– А на что вы живете? – спросила она в лоб. Она всегда все спрашивала прямо. И сейчас она должна была знать, каким стал «господин Устименко». – На какие деньги?
– На его деньги, – со слабой улыбкой ответил Гебейзен. – Он такой шеловек, вы не знайт! Совсем бедный, но как Рокфеллер. Я, конечно, да, отдам, тут под… как это… за дорогу…
– И билет он вам купил?
– Вы его знайт? – спросил Гебейзен, словно догадавшись, в чем дело.
– Меня зовут Нонна, – сказала Варвара. – В случае чего передайте привет от Нонны. Запомните? – В звуках своего голоса она услышала опять слезы и вновь подумала словами привязавшейся фразы: дело пахнет керосином! – Встречались в детстве, в одних яслях…
Мужики совсем рядом заревели про то, что смерть им не страшна, «с ней не раз мы встречались в степи», и тотчас же раздался топот подкованных сапог – это, наконец, явилась милиция.
– Значит, будет так, – сказала Варвара. – Я сейчас в лавочку схожу, куплю нам с вами харчишек…
– Хартшишек? – с трудом повторил австрияк.
– И шнапсу, – сказала она. – Будем ужинать. Я очень голодная. Ошень, – повторила она с его акцентом. – Вы меня понимайт? Потом я уйду насовсем спать, а потом уеду…
Рыжей и толстой Симочкиной она сказала, чтобы та устроила ее ночевать в девятнадцатый к девушкам и чтобы сейчас же «сделала» академику-антифашисту мебель – стол хотя бы и приличные стулья, а также ковер.
– Да вы что? – воскликнула Анна Павловна. – Вырожу я ему ковер?
– Из кабинета директора принесите, – сделав страшные глаза, распорядилась Варвара, – или от самого Лесого. Не сделаете – крупные неприятности могут выйти. Вплоть до посадки. Это я вас по-дружески предупреждаю. И чтобы все шепотом, чтобы криков никаких не было.
– Так ведь направили бы в гостиницу…
– А уж это не нашего ума дело, – совсем загадочно сказала Варвара, – это повыше нас с вами начальники решают. Может быть, кое-кому и знать не надо, какой у нас товарищ-господин-сэр-мистер-мосье гостит…
И, храня на лице загадочное выражение, Варвара перешла улицу и стала выбивать чеки в коммерческом гастрономическом магазине, к которому жители Унчанска относились более как к музею, нежели как к торговой точке, и приходили сюда не столько за покупками, сколько на экскурсии, разглядывая цены и почтительно крякая.
– Икра… двести… триста грамм, – говорила Варвара, на которую из-за ее размаха тоже смотрели как на экспонат. – Выбили? Колбасы копченой тамбовской кило. Ветчины…
Несмотря на то, что налет ее на магазин продолжался минут двадцать, комнату просто нельзя было узнать. Даже фикус и тот Симочкина приволокла «академику» в личное распоряжение, и ковер немецкий был, и два кресла из квартиры бывшего немецкого коменданта Унчанска барона цу Штакельберг унд Вальдек, и графин с водой, и стаканы.
– Приветик! – сказала Варвара. – Сейчас будем рубать кавьяр ложкой.
Подбородком она придерживала батон.
– Придут еще гости? – спросил Гебейзен. – Ошень много?
– Гостей двое – вы да я, – сказала Варвара, снимая свою, как выражался Евгений, «мальчиковую пальтушку». – Но я речь скажу от имени и по поручению. Вы садитесь, пожалуйста, не показывайте передо мной свое джентльменство, у вас вид усталый. Ну вот и сели, и хорошо…
Ей непременно надо было говорить, болтать, что-то делать. Она разложила закуски на бумажках, покрасивее, как умела, разлила водку в стаканы – очень много австрияку и совсем на донышке себе и сказала обещанный тост: