Когда она поворачивается ко мне спиной, я с трудом подавляю желание грубо развернуть ее к себе и рыкнуть в лицо: посмотри на меня! Вместо этого обнимаю и сжимаю ладонью ее грудь, утыкаясь носом в теплую ямку на ее шее, где заканчивается линия роста волос. Ее кожа пахнет отвратительным апельсиновым гелем для душа, который она повсюду таскает за собой, и свежим потом. Я вдыхаю поглубже – это поможет мне уснуть.
К чему сегодня был этот неожиданный разговор о детях? Неужели Алина действительно все еще надеется забеременеть и родить – после всего, что я с ней сделал? Или они с Лизой просто обманули меня, обвели вокруг пальца, надавив на больную точку? Практически уверен, что второй вариант. Но я и вправду хочу сходить с ней на акупунктуру – чем черт не шутит? Здесь, на Бали, нетрадиционные техники врачевания очень распространены, и их хвалят и местные, и приезжие... Вдруг нам тоже поможет?
Ну да похуй. Завтра утром сквош – еще один неплохой способ выпустить энергию. И хорошо, что Алина отказалась ехать со мной: мне нужно отдохнуть и расслабиться, а рядом с ней это просто невозможно.
В десять часов утра, когда мы с Германом и Иваном делаем перерыв в игре, чтобы отдохнуть в тени и выпить воды, на телефоне неожиданно загораются номер и имя Лизы. Она редко звонит – это меня напрягает. Я отхожу от своих соигроков в глубину шатра и нажимаю кнопку вызова:
– Слушаю.
Голос женщины звучит очень взволнованно:
– Давид Кириллович, вы только не беспокойтесь... все уже в порядке... Но Алина в больнице, в первом госпитале, в Убуде...
– Что произошло? – прерываю я ее извечное бормотание, которое откровенно бесит.
– Пока точно неизвестно, но врачи говорят, кишечная инфекция...
– Понятно, – процеживаю я сквозь зубы. – Скоро буду, – не слушая ее дальнейшее нытье, я отключаю телефон и возвращаюсь к товарищас: – Ну что же, на сегодня я вынужден откланяться, друзья.
– Что случилось? – спрашивает Герман.
– Жена попала в больницу.
– Ого! – удивляется Иван. – Что случилось?
– А хер его знает пока, – я отмахиваюсь. Кишечная инфекция – звучит как-то странно. Наверняка врачи ошиблись с диагнозом. – Будем выяснять.
– Удачи с этим... Расскажи потом.
– Конечно, – я киваю, хоть и не собираюсь им ничего сообщать. Это наше личное дело: мое и моей семьи.
– Пусть поправляется!
– Передавай ей привет!
Ненавижу больницы и больничный запах, но кого бы это ебало? Перед тем, как пустить в палату к Алине, меня еще и халат медицинский заставляют надеть – что за бред вообще? От халата несет хлоркой, и я стараюсь не касаться его ладонями.
Алина наполовину сидит, наполовину лежит в постели, бледная, как снег, с растрепанными волосами и как будто похудевшая за одно утро.
– Ты плохо выглядишь, – говорю я сразу и честно, присаживаясь на край ее кровати. – Что произошло?
– Желудок, кажется... Рвота и все такое, сам понимаешь. Поднялась температура, Лиза вызвала скорую помощь. Сейчас сильное обезвоживание, придется полежать тут... какое-то время.
– Но вчера ты чувствовала себя нормально? – хмыкаю я.
– Это может проявляться неожиданно, – хмурится жена.
– Ясно, – я киваю. – Поговорю с доктором.
– Ладно...
– Хорошо, что тебя сразу определили в отдельную палату.
– Они знали, кто я...
– Еще бы, – я усмехаюсь. Здесь все все прекрасно знают.
От женщины-врача мне не удается добиться ничего полезного, так что я просто возвращаюсь домой. Там меня ждут Лиза и Костя. Довольно странная компания. Я хорошо отношусь к мальчишке: когда-то я спас ему жизнь, и теперь он – едва ли не единственный актив в списке моих хороших поступков. Когда мне совсем хуево, я вспоминаю, что сделал доброе дело, и сделал это совершенно бескорыстно... Жаль, что сейчас мальчишка стал одним из способов давления и манипулирования браком с Алиной. А ведь он мог бы быть нашим сыном: нашему браку семь лет, Косте шесть.