Боль сковывает тело, я безмолвно рыдаю сидя с телефоном в руках. Но не позволяю себе его выпустить. Чтобы было еще больнее — листаю следующее фото.

Павел крепко обнимает свою возлюбленную, а она прижимается к нему всем телом не выпуская коробочку из рук. Она искренне счастлива это чувствуется даже через фотографию.

Следующее фото совсем близко сделано. На нем Павел и Самина нежно целуются в губы.

Блокирую телефон, гашу экран. Больше всего мне хочется сейчас швырнуть его в стену и завыть волком. Внутри меня что-то умирает медленно и мучительно. Слезы без остановки бегут по щекам, прокладывая соленые дорожки до самого подбородка.

Я думала, что мне не может быть больнее, чем тогда. Как же я ошибалась.

Ты любишь другую, Паша. Ты сделал ей предложение. Вы помолвлены…

А я все еще люблю тебя. Так сильно, что готова была несколько минут назад написать тебе об этом. Сказать, что простила тебя и мы можем начать все сначала.

А тебе не нужно ни мое прощение, ни я… ни моя любовь.

Внутри зажгло еще сильнее. Я легла на ковер и свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Я пыталась погасить эту боль. Пыталась разорвать ее на части, бить ее со всего размаха кулаками. Но не могла.

Единственное, что мне доступно, это лежать на полу в собственной комнате и рыдать от боли.

Паша, неужели ты не мог подождать? Настоять, быть рядом? Почему ты не появлялся в моей жизни? Мы могли бы все исправить как-то.

Сама тебе запретила. Я сама во всем виновата.

И теперь совершенно тебе не нужна.

***

Я пролежала так мучительно долго. Пока не почувствовала, как пальцы ног онемели от холода. На мне было одно лишь полотенце, поэтому я так сильно замерзла.

Или просто мое сердце теперь превратилось в лед, как и вся я.

Еле встала с пола и шатаясь побрела в ванную, снова включила воду. Горячую с паром, чтобы хотя бы попытаться смыть с себя свой позор.

Долго, очень долго упругие струи воды вымывали из моей головы ненужные мысли.

После истерики я почувствовала себя истощенной, измученной, израненной и совершенно апатичной.

Я вышла из ванны и протерла запотевшее зеркало рукой. Посмотрела на себя заплаканными красными глазами. Соленые капли снова потекли от жалости к себе.

Ты — никто для него, Маргарита Куприна. Ты для него была просто увлечением. Он женится и будет счастлив.

Туда тебе и дорога, дорогой Павел Александрович Пуров.

Вытеревшись я просто залезла в свою кровать, сделала непробиваемый кокон из одеяла и кое-как уснула. Отключить мысли было тяжело, даже невозможно. Поэтому уснула я в слезах.

Проснулась от того, что кто-то настойчиво теребил мое плечо.

Открыла глаза и увидела в приглушенном свете настольной лампы встревоженное лицо мамы. Она склонилась надо мной.

— Милая, солнышко мое, это был просто сон всего лишь сон… — мама гладила меня по голове и причитала. — Маргошечка, ты так кричала, я очень испугалась…

Не в силах больше терпеть, я села и обняла маму так крепко… Слезы полились из глаз снова. Мама гладила меня, успокаивала, а я рыдала навзрыд не в силах остановиться.

— Милая, ну кто тебя обидел? Ты только скажи, мы с папой ему голову открутим!

Я лишь жалобно всхлипнула, как маленькая.

— Мама, полежи со мной, пожалуйста. — заикаясь от рыданий попросила я.

Мне нужна ее поддержка, я не смогу без поддержки. Просто сломаюсь.

— Милая, конечно. Я только подушку свою принесу. — мама встала. А мне так не хотелось ее отпускать.

Липкий, мерзкий кошмар, который снился мне только что, никак не хотел выходить из головы. А снилось всегда одно и тоже: как Павел тащит меня безвольной куклой за порог своего дома и своей жизни. Как он кидает меня со ступеней и оставляет совершенно одну. Почти голую, босую, ночью, без денег, без документов, без телефона, без гордости, без чувства собственного достоинства.