Внезапно картинка сменилась, зазвучал сигнал вызова, и на экране обозначилось «Сыночек». И Саломия, как ужаленная, отшвырнула телефон. С экрана на нее смотрел тот красавчик из «Амстердама», которого она и не надеялась больше встретить.

Саломия в тупом оцепенении смотрела на экран, с которого улыбался лазурно-кобальто-голубоглазый Никита, и понимала, что ей отчаянно хочется его увидеть. А так же с грустью осознавала, что теперь не возьмет ни одной купюры, потому как надеется собственноручно отдать сумку матери Никиты, а лучше ему самому.

Ответить Никите не хватило духу, но лишь только телефон перестал звонить, она сразу же открыла последние набранные звонки. Среди них значился «Любимый», Саломия, от всей души надеясь, что это муж Ирины, нажала вызов.

***

В глубине души она очень рассчитывала, что за деньгами приедет Никита — Никита Елагин, так выходит его звали, — но Никита не приехал, а приехал его отец, Александр Елагин, и зачем-то вместе с сумкой забрал Саломию. Она вышла из подъезда, завернув сумку в пакет, чтобы не привлекать лишнее внимание, и едва не свалилась, увидев высокого мужчину возле сверкающего, будто облитого глянцем «Мерседеса». Сходство отца с сыном было заметно даже слепому, неудивительно, что в телефонной книге Ирины он был подписан как «Любимый». Интересно, а как подписана в его телефоне жена?

Ее усадили в «Мерседес», Саломия была так ошарашена, что и не подумала сопротивляться, при том, что Александр был очень учтив. По дороге он рассказал Саломии, как они с сыном бьются над тем, чтобы Ира блокировала двери автомобиля, а та все время забывает, вот и вломились на светофоре в машину. Открыли дверь, выхватили сумку и убежали, откуда там взялась такая гора денег, Саломия спрашивать не стала, уж точно не ее ума дело. Может, это дневной бюджет семьи Елагиных, что ей с того.

Ехали относительно недалеко, дом Елагиных находился в престижном центральном районе, и Саломия нисколько не удивилась, когда автомобиль остановился у трехэтажного здания с мансардой — люди, которые возят в женских сумках десятки тысяч долларов, не могут жить в других домах.

Александр провел ее внутрь, Саломия сходу узнала Ирину Елагину — та сидела с красными глазами и распухшим от слез носом, Саломии сразу стало ее жаль, — а вот вторая женщина была совсем немолода. Высокая, худая, с идеально ровной спиной, она стояла в стороне и теребила воротник блузки.

Увидев Саломию с сумкой в руках, Елагина бросилась к мужу, и было видно, как она старается сдержать слезы, но он довольно сдержанно похлопал ее по спине, и Саломии снова стало ее жаль. Она протянула Ирине сумку, и та благодарно всхлипнула.

— Спасибо тебе, девочка, я и не верила, что деньги найдутся.

— Пересчитайте их, — сухо сказала женщина из угла.

— Мама! — с укоризной посмотрел Александр.

— Этот воришка мог рассовать пачки по карманам. Ты ведь не пересчитывала их, милая?

— А? Что? — удивленно вскинула голову Саломия, а потом сообразила: — Да нет, зачем мне считать? Я увидела, что там есть паспорт, если бы телефон был запаролирован и я не смогла позвонить, просто принесла бы деньги по адресу...

И умолкла на полуслове, потому что в гостиную вошел Никита. Он сразу узнал Саломию, она поняла это по расширившимся зрачкам, но ничего не сказал родителям, молча подошел и обнял мать — похоже, здесь он был единственный, кто ее пожалел. А потом все так же молча уставились на Саломию.

— Я, наверное, пойду, — пробормотала она, разворачиваясь к двери, — до свидания.

Безмолвная тишина послужила ответом, семейство Елагиных продолжало выжидательно на нее смотреть, но перед самой дверью выдержка изменила Саломии, она развернулась и проговорила почти с мольбой: