– Как это могло случиться?! – возмущалась министр.

Она была первой, кому удалось достичь таких высот, начиная карьеру с самых низов – в провинции, в эмигрантской среде. Журналисты полюбили ее и превратили в символ Республиканской партии. Умная, амбициозная, она умудрялась демонстрировать одновременно и несогласие с оппозиционерами, и готовность договариваться. Прославилась тем, что всегда высказывалась открыто, не подбирая специально слова, чтобы казаться приятной, а также тем, что демонстрировала безграничную преданность президенту Республики. Он сам за глаза иногда называл ее «наша французская Кондолиза Райс».

– Вы просто беспомощны, вот и все!

В скромном сером костюме от Пола Смита и белой блузке от Аньес Б., уже минут пять она мерила шагами зал Ван Гога, изливая злость на тех, кого считала виновными в очередном похищении. Черные волосы свисали прядями по щекам, оставляя открытым холодный и высокомерный взгляд темных, подведенных черным карандашом, глаз. Рядом с ней молча стояла министр культуры, предпочитая не вмешиваться.

– Такое впечатление, что вам нравится, когда этот грабитель выставляет вас в смешном виде! – Палец высокого начальства указывал на визитку Арчибальда Маклейна, приколотую к стене на месте автопортрета Ван Гога.

В широком коридоре, где размещалась экспозиция импрессионистов, было негде ступить, полицейские находились повсюду. Металлические решетки подняли. Мягкое синеватое освещение, заливавшее музейные залы по ночам, сменилось на ослепляющий свет прожекторов. В зале Ренуара следователи допрашивали охранников, в зале Моне изучали записи камер наблюдения, в то время, как команда экспертов из научного отдела с глубокомысленным видом исследовала зал, где висели полотна Ван Гога.

– Картину необходимо разыскать и срочно вернуть на место, – подвела итог министр. – В противном случае считайте, что вашей карьере конец.

Роскошный автомобиль серебристого цвета скользил по шоссе Жорж Помпиду. Эта машина явилась из далеких 60-х годов прошлого века, когда «Астон Мартин» переживал золотые времена. За рулем Арчибальд чувствовал себя словно в другой эпохе, наслаждаясь остатками былой роскоши. Настоящий британский люкс: шикарно, но без вычурности, спортивно, но без грубости, утонченно, но без изнеженности. Такая машина в его вкусе.

Он немного прибавил газ, минуя набережную Рапе, затем мост Берси, потом свернул на Окружную. Несмотря на статус раритета и возраст, автомобиль неплохо держался на дороге. Арчибальд справедливо полагал, что машина – тоже произведение искусства, поэтому выбирал всегда только уникальные экземпляры. У этой была своя особенная история. Она «снималась» в первых фильмах о Джеймсе Бонде: «Шаровая молния» и «Голдфингер». Ее делали в старые добрые времена, когда при съемках фильма не злоупотребляли компьютерными спецэффектами. Болид сохранил арсенал положенных по сценарию оригинальных устройств, причем все были отлажены и работали, о чем позаботились коллекционеры, в чьих руках она побывала: пулемет, замаскированный в габаритных фарах, сменные номерные знаки спереди и сзади, синхронно переворачивающиеся по сигналу кнопки с панели управления, система выброса дымовой завесы, бронированное лобовое стекло, специальные приспособления, позволяющие вылить на шоссе масло или рассыпать гвозди, чтобы оторваться от слишком настойчивых преследователей.

Два года назад на аукционе, широко разрекламированном в прессе как аукцион века, этот автомобиль продали за два с лишним миллиона долларов одному шотландскому бизнесмену, пожелавшему остаться неизвестным.