Все это немного царапало Аню, но не сподвигало на то, чтобы вступить в конфликт. В конце концов, она ведь обещала научить его любить, а не сломать характер под себя. Немного смягчить – возможно, но не изменить под корень.

Он по-прежнему часто допоздна задерживался на работе. По-прежнему мог посвящать ей выходные. По-прежнему не расставался с телефоном и мог оборваться на полуслове, чтобы нырнуть в мобильный, моментально отключаясь…

На это тоже можно было бы обижаться. Но толку… И теперь уже не возникал печальный риторический вопрос: разве кто-то ставил ее в приоритет перед работой? Теперь было понятно другое: это не нужно делать. Не нужно конкурировать. Нужно воспринимать его страсть к делу и ответственность как неотъемлемую часть. И любить его таким.

Ане казалось, что за месяц с ним она повзрослела сильнее, чем за почти двадцать лет без него. В его словах по-прежнему часто проскальзывала наука. Он учил ее своим примером. Она заражалась его принципами и идеями. Она по-новому смотрела на свое поведение… И понимала, почему он реагировал так остро. Она училась не искать повод, чтобы лишний раз посомневаться, а оценивать, какие результаты получит, поступив так или иначе.

Приезжая к бабушке, каждый раз думала о том, что хотела бы рассказать, как круто изменилась ее жизнь… И каждый раз сдерживалась. Потому что… Понимала прекрасно – новость о том, что внучка связалась со взрослым пугающим Высоцким повергнет Зинаиду в шок. Вполне обоснованный, если… Если его не знать. Если видеть только оболочку, которой пугала Илона. Если не убеждаться день за днем, насколько он другой. Но для посторонних у него – все же только оболочка. Плотная. Непроницаемая. Которую он не собирается снимать.

Поэтому Аня держала язык за зубами, предпочитая обходить стороной в разговорах с бабушкой тему их с Корнеем отношений.

Высоцкий знал об этом. Свое мнение не высказывал, будто оставляя это исключительно на откуп Ане, но она понимала – сам бы вел себя иначе. Не побежал бы заново знакомиться, конечно, в статусе «зятя», не обещал бы бабушке золотые горы для ее внучки, любовь до гроба и анонс имен будущих детей, но точно был бы честен – да, намерения есть. Да, ответственность нести готов. Да, в далекие перспективы не заглядываю. Да, все может быть.

Но этот разговор пока не состоялся.

По прошествии почти двух проведенных в санатории месяцев пришла пора выписки. Что будет дальше – вопрос, который глодал Аню достаточно сильно. Она очень скучала по бабушке. Ждала ее возвращения. Но понимала: когда это случится, ей придется съехать от Корнея вместе с ба. Потому что… Это логично. Потому что даже правильно. Потому что у них достойного объяснения, почему им обоим будет лучше продолжать жить вместе, отчасти параллельно, по-прежнему в отдельных спальнях, нет. Сами-то они просто чувствуют, что так правильно, а посторонние… Никто не поймет. Бабушка так точно.

Но решать этот вопрос так быстро не пришлось. За неделю до того, как Зинаида должна была вернуться в Киев, Корней снова поднялся к ней в номер на разговор. Аню никто не выгонял. Она просто сидела в уголке и слушала, глядя из-под опущенных ресниц на своего мужчину… И млея от того, какой он…

Обещанная им квартира была готова, право собственности уже можно было оформить, но в ней предстояло сделать ремонт. Конечно, эта ответственность должна была хотя бы отчасти лечь на плечи будущих жильцов, но в этом случае все затянулось бы до бесконечности. Это понимали все. И Корней выступил с новым, излишне щедрым, как всегда, предложением, ведь раньше обещал просто помочь с ремонтом. А сейчас взять его на себя, прекрасно понимая, что не совсем здоровая Зинаида и слишком наивная, а еще занятая Аня с этим просто не справятся. Не говоря уж о том, что денег на что-то приличное у них как не было, так и нет.