Фальшивый тенор надрывался на высоких нотах. Кто-то отвратительно пилил струны виолончели, заставляя ныть зубы. Беспорядочное завывание гобоев стремилось заглушить протяжные стоны то ли женщин, то ли детей, то ли мучимых кошек. Словно хлюпающий присвист кнута по коже, полоснуло слух глиссандо флейты-пикколо.

«Где воздух?» – в горле саднило. На грани сознания пульсировало ощущение, что стоит вырвать из мучительной какофонии всего лишь один знакомый мотив, и пытка закончится. Но всякий раз, когда, казалось, вот сейчас он услышит мелодию, происходил сбой.

«Надо ее закрыть, – Стас остановился и дотронулся до двери. – Черт!» – тело болезненно тряхануло от удара тока. Кожу обожгло. Ладонь покраснела и покрылась волдырями. Кое где они прорвались. Из ранок сочилась сукровица. Стас достал салфетки из кармана спортивных штанов. Морщась от боли, огляделся, пытаясь сообразить, что делать дальше.

В конце коридора зарождался странный звук. Черный клубок со вспыхивающими белыми точками заполнял пространство, поглощая прямоугольники света на полу. Гул, похожий на жужжание сотен пчел, стремительно приближался, и клубок на глазах превращался в огромную гудящую воронку.

«Что за…»

Руку резануло. Он повернул голову и увидел на плече непонятное существо, похожее на жука величиной с крупную фасолину. Несообразно большая черная голова. Толстое мохнатое тельце. На хитиновых надкрыльях мерцала надпись «си-бемоль».

«Какого черта?!» – Стас попытался смахнуть насекомое. Громкий писк – и боль стала сильнее. Тварь вгрызалась в кожу. Стас вытер капли пота со лба, с силой отодрал мерзкого жука и отшвырнул от себя. По руке потекла тонкая алая струйка.

Из открытых дверей вылетел и понесся на него целый рой – словно нашествие саранчи. Спертый воздух наполнился стрекотанием сотни крыльев со вспыхивающими на них знаками альтерации.10 Цепляясь длинными узловатыми лапками за ткань майки, за волосы, насекомые норовили ужалить.

«Отвали!» – Стас побежал, корчась от омерзения, и отмахиваясь от кровососущих, почувствовавших присутствие жертвы. Под ногами хрустело и чавкало. Пятки защипало от ядовитых внутренностей раздавленных гадин. В мозг впивался пронзительный лязг, похожий на звук рвущихся натянутых до предела струн…

Провал в темноту.

… С самого утра моросит дождь. Стас сидит за письменным столом, позабыв про раскрытый учебник. Замерев, считает сползающие по стеклу крупные капли.

«Сначала она маленькая, легкая. И вот к ней другая течет. Потом еще одна. И сливаются в ручеек».

В соседней комнате мама музицирует. Шопен. Прелюдия. Зеленоватая, как покрытое ряской озерцо в деревне у бабки Вадика. Стас улыбается, вспоминая, как они убегали от крикливой Петровны, заставлявшей пропалывать грядки, засеянные горошком, и вместе с деревенскими мальчишками обстреливали пластмассовыми пульками огромных жирных лягушек. Тоже зеленых.

«Хор Жабецкого», – так ребятня прозвала оголтелые концерты, заглушавшие детскую перекличку и смех.

Музыка становится громче. И вот уже стремительные пассажи разлетаются по клавиатуре. Посвист юрких ласточек. Они рассекают острыми крыльями пахнущий озоном воздух, лавируя между низкими сизыми тучами. Бесстыжий ветер по-хулигански дерзко поднимает подол цветастых платьев, и стайки девушек, прикрывая головы пакетами, спешат спрятаться от грозы под навес автобусной остановки. Буйство фиолетового вперемешку со всполохами красного…

Темнота. Жар. Хочется пить. Сильная пульсирующая боль в голове вернулась. И снова память отбросила в детство.