Летящей походкой

Ты вышла из мая

Напеваю про себя, растягивая губы в счастливой улыбке.

И пусть уже не май, а почти конец июня. И пусть в свой двадцать седьмой день рождения я свободна от отношений. Настроение все равно прекрасное, как этот солнечный жаркий день.

И мне хочется не только летать. Я и потанцевать не против. Прямо на улице. Среди унылых прохожих. Зарядить их хоть капелькой позитива, вызвать улыбки.

Но в шаг пружинистой походки пока танцуют только воздушные шары над моей головой. Красный, желтый и синий.

За длинные веревочки они привязаны к моему запястью. Периодически путаются в нависших над пешеходной дорожкой ветках. Смеясь, распутываю и шагаю дальше.

Сегодня мой праздник. Я сделала себе подарок, купив эти шары. Они прекрасны. И вообще все вокруг красиво, ярко и красочно.

Ловлю свое отражение в витрине магазина. Оттуда мне улыбается счастливая молодая женщина, у которой все еще впереди: любимый мужчина, семья, дети. Шарики в такт моим мыслям качаются, словно приговаривая: «Да–да–да».

– Тетенька, у вас такие касивые шаики, подаите мне один. Пожа–алуйста.

Продолжая улыбаться, опускаю глаза вниз, и мир вокруг замирает. Передо мной маленькая прелестная девочка. Точь–в–точь как в моих мечтах. Она смотрит на меня снизу вверх огромными круглыми глазенками. Необыкновенно голубыми. Цвета незабудок. В них столько надежды, что я, не раздумывая, поделюсь с ней шариком! Разве я могу отказать этому милому созданию?

– Маша! Так нельзя! – звучит бас.

Боже, у нее даже имя – мое любимое!

Внезапно девочка подлетает вверх и оказывается прижата к мужской груди. Сильные широкие лапы–руки оплели малышку, словно защитный щит.

Да не заберу я ее!

Задираю голову, чтобы посмотреть на обладателя баса, а на меня сверху вниз смотрят строгие глаза папы девочки. Ярко–голубые, как небо над головой.

Сам он очень крупный. И вверх, и вширь. Волосы растрепаны, как будто мужчина частенько запускает в них пятерню. Бородатый еще.

Вообще мне мужчины с растительностью на лице не нравятся, но этому она удивительно идет. Придает ему брутальности, мужественности. Сила чувствуется недюжинная. И взгляд такой – до мурашек.

Форменный медведь.

Маша и медведь, – хихикнула про себя.

– Можно, – упрямо, но уже не так уверенно дует губки малышка, и мое внимание снова переключается на нее.

– Конечно можно! – восклицаю я. – Я тебе все подарю, хочешь?

– Хочу! – обрадовалась девочка.

– Нет, я куплю, – отрезает мужчина.

У–у, чурбан! Ничего–то он не понимает! То подарок, – поднимаю глаза к небу, – а то «я куплю» – жесткое приземление.

– Извините мою дочь, – рокочет низким голосом, от чего у меня в солнечном сплетении отзывается странной вибрацией, – она еще маленькая, не всегда… м–м… тактичная.

– Ну что вы, ваша дочь прелесть. Помогите мне отвязать шарики, – на ощупь дергаю за веревочки, сама глаз не свожу с девочки, улыбаемся с ней друг другу.

– Не надо. Вы купили их кому–то в подарок, некрасиво забирать, – оценивающий взгляд ее отца скользит по моей фигуре сверху вниз и быстро возвращается обратно к глазам.

– Я купила их себе. У меня сегодня день рождения. Но я с удовольствием подарю их Маше.

– У меня севодня тоже день ождения! – девочка хлопает в ладоши и заливисто смеется. – Павда, папочка?

– Правда, принцесса, – смягчается медведь. Суровые складки на лице разглаживаются. Столько нежности и любви в его голосе, что у меня, кажется, сердце разорвется от умиления.

И совсем этот медведь не страшный. А когда смотрит на дочку взглядом, говорящим, что она – его мир, – просто душка.