− Яна, моё почтение, − пальцы Давида сомкнулись на моей руке раньше, чем я успела отреагировать, а в следующий момент горячие губы коснулись кожи, − прошло столько лет, а ты становишься лишь соблазнительнее…

− А ты всё такой же жук, − прищурилась я, когда уголок его губы пополз вверх, а льдисто-голубые глаза сверкнули. – Оригинальностью не отличаешься.

− Витя, твоя жена мне дерзит, − усмехнулся Давид, поглаживая костяшки моих пальцев своими. Я отдёрнула руку и покосилась на мужа. Он увлечённо читал этикетку на бутылке и даже ухом не повёл.

− Милая, Егорка у бабушки до утра? – я услышала в его голосе предвкушение, а потому строго покачала головой и выхватила бутылку из его рук.

− Даже не думай, завтра на работу. И нет, мама посидит до вечера, через два часа ты везёшь меня к ним.

Муж мученически вздохнул и грустно посмотрел на Давида. Тот пожал плечами и устроился в кожаном кресле, продолжая пепелить меня взглядом. И хоть сейчас он смотрел снизу вверх, и в этом положении трудно быть доминирующим, я всё равно ощущала эту его раздражающую наглость и полный контроль во взгляде – словно он король положения, а я вот−вот начну ему танцевать.

Я тут же пожалела, что не успела переодеться после работы – на мне были облегающая длинная юбка с разрезом и блузка, чуть оголяющая верх груди. Хоть это и было очень скромно по моим меркам, но Давид смотрел так, будто на мне одна сорочка и каблуки. Под его взглядом тут же захотелось прикрыться, спрятаться, от него начинали ползать мурашки, медленные и колкие, как стая мерзких жучков.

Сейчас он смотрел на мою грудь, и мурашки бегали по ней.

− И правда Витя, мы найдём чем заняться…

От его голоса стало дурно.

– Пойду налью нам чай, – кинула я, отворачиваясь и злясь на Витю и его слепоту. Неужели я одна это вижу? Или в их кругу это в порядке вещей – пялиться на чужих жён? Витя, конечно, часто лебезил перед Давидом – тот однажды вытащил его из финансовой задницы, теперь мой муж считал, что обязан ему по гроб жизни. Я же такого мнения не разделяла и одергивала Витю всегда, когда он в очередной раз решал поиграть в раба.

– Спасибо, дорогая, – отозвался муж мне в спину, а в следующий момент его телефон зазвонил. – Давид, буквально пару секунд… Алло?

Дверь хлопнула и отрезала от меня голос мужа. Я щёлкнула чайник, а потом вздрогнула, развернувшись и обнаружив в проёме двери Давида. Он наклонил голову набок, открывая вид на татуировку на шее, прямо под ухом, а потом опёрся о косяк двери плечом. Закатал рукава своей фирменной белой рубашки и сложил руки на мощной груди.

– Ты очень красива, Яна. Просто охренительная женщина, я всегда говорил это.

− Отвали, Покровский, − я цокнула языком и постучала по мраморной столешнице ногтями. В возникшей тишине этот звук заполнил собой комнату и пространство между нами, вибрирующее от напряжения.

− Отвали сама, Чехова, − усмехнулся Давид, и я нахмурилась. Только он всё ещё называл меня по девичьей фамилии.

− Я уже давно Сорочкина, забыл?

Давид почесал татуировку на своей шее, а потом покачал головой.

− Хотел бы забыть. Не жалеешь, что выбрала мямлю, Яна, и вытерла об меня ноги?

Я приподняла бровь и посмотрела в сторону гостиной – Витя ещё разговаривал по телефону на балконе и всё не возвращался. Да и что бы он сказал, застав эту сцену? В этом Давид был прав, Виктор, в отличие от него, твёрдостью характера никогда не отличался. Зато он был порядочным и надёжным, я научилась ценить эти качества в мужчинах очень рано, а потому и предпочла Витю много лет назад. Гордость Давида, судя по всему, до сих пор была задета.