Мне оставалось лишь согласно кивать головой, отвечая женщине, что обязательно использую её советы на практике. Вот зуб даю. Дальше мне в руки совали хрустальный фужер, наполненный фирменной настойкой Елены Петровны, и продолжали давать советы, которым, казалось, не было конца. Все они безбожно устарели, но я не стала никому перечить и переубеждать. Пусть почувствуют свою важность. Да и вдруг в деревне эти советы помогали им выживать и держать семью на плаву? Ведь устои-то везде разные.

Так мы и просидели чуть ли не до самого рассвета, пробуя домашнюю настойку Елены Петровны, которая лилась рекой. И каждый раз вкус был разный: то вишнёвый, то грушевый, то из смородины. Мы словно были дегустаторами, пробуя все новые и новые вкусы. Мне больше пришлась по душе малиновая и я всё пробовала и пробовала её, забыв о её коварстве. Казалось, что она не ударяла в голову. Показалось…

И вот сегодняшнее прекрасное утро встретило меня с чудовищной болью в голове. Пока я принимала душ (сама настояла на удобствах в доме еще пару лет назад и оплатила материалы, как и мастеров) и смывала с себя всё вчерашнее, бабушка уже приготовила моё выпускное платье. Простое, на бретельках, длинное в пол и с болеро, чтобы скрыть голые плечи. Под грудью поясок из каких-то камешков. Платье очень подходило на сегодняшнее мероприятие. Он было белого цвета, точнее цвета айвори¹, и идеально село на мне, невзирая на то, что прошло уже более десяти лет с окончания школы. Бабушка даже восторженно ахнула, стоило мне покрутиться перед зеркалом. Но на любование времени не было. Если еще немного задержимся, то точно опоздаем к назначенному времени. А мне нужно было хоть как-то уложить волосы и нанести макияж. Но руки к этому были приручены за столько лет и много времени не отняли. Я просто накрутила локоны и распустила волосы. Но даже подготовившись, тут же выбежать из дома не получилось.

− Присядем на дорожку, − бабушка без этого ритуала ни шагу не делала из дома, даже если безбожно опаздывала. «Лучше опоздать, чем прийти не в то время, − любила повторять она. – Кому надо – тот дождётся.»

И стоило мне высидеть положенные минуты, как и выйти за дверь, как я тут же столкнулась в полумраке сеней с…

С Пашей.

Я вскрикнула и сделала пару шагов назад, не ожидая увидеть его здесь и сейчас, а вот он остался стоять на месте, только его глаза блуждали по мне, будто трогали меня наяву. И я не могла понять, нравилось мне это или стоило бы возмутиться бесцеремонным разглядыванием мужчины меня. Но Паша сам опомнился первым, пряча свои голодные и хищные взгляды, как и делая выражение своего лица непроницаемой маской.

− Видимо, это для тебя, − сунул мне букет цветов и, больше не сказав ни слова, развернулся и ушел.

Первое, что я заметила после его ухода, был его голос. Про его каменное тело промолчу. Даже при мимолетном соприкасании наших тел я успела прочувствовать твердость, как мускулы с кубиками. А вот голос у него был приятный, с хрипотцой, низкий, глубокий. Нечто среднее между басом и баритоном, отдавал твердой уверенностью и непоколебимостью, также с нотками расположения к себе, доверия и некой мягкости, не смотря на его хмурый вид и немногословность. К такому голосу хотелось прислушиваться и верить на слово, будто рекламе, хотелось слушать и слушать бесконечно. По спине прошлись мурашки, чего я не ожидала. Что же случиться, если он таким голосом будет шептать в уши? Представила…

− Ну чего встала-то? Передумала что ли замуж выходить за своего? – отмерла лишь тогда, когда услышала голос бабушки за спиной.