Взбодрилась после первого глотка, и паника немного отступила.

– Вкусно, – призналась я.

– Вот именно, а ты не хотела пить, – улыбнулся Олег располагающей улыбкой. – Съешь бутерброд. Тебе надо поддерживать силы.

Не стала спрашивать для чего. Темные мысли снова полезли в голову. Чтобы как-то прогнать их, позвонила сотруднице Кате:

– Доброе утро.

– Доброе, – сонно пробурчала та. – Что так рана звонишь?

– Я на работу сегодня не приду. У меня муж попал в аварию. Сообщи, пожалуйста, руководству. Я потом зайду, напишу заявление за свой счет.

– Ужас какой, – выдохнула Катя. – Все сделаю, не волнуйся. Удачи тебе и супругу. Пусть скорее поправляется.

Нужное пожелание. Я все-таки взяла бутерброд. Олег прав, мне нельзя раскисать, надо поддерживать силы и не падать духом.

Ровно в девять мы стояли у стойки администратора. Нас попросили подождать и ожидание длилось вечность. Минут через пятнадцать подошла дежурная медсестра.

– Состояние стабильное, ночь прошла спокойно, – заверила она меня. – Доктор придет в десять. Он все вам расскажет.

– А вы что можете сказать? – с надеждой посмотрела я на медсестру.

– Только то, что уже сказала. Состояние стабильное. Главное, что ночью не было кризиса. Это обнадеживает.

Вот так, и больше ничего… Стабильное, наверное, это хорошо. Но может быть и стабильно тяжелое.

Олег взял меня за руку и отвел к диванчику.

– Слышала? Все стабильно и под контролем.

Ничего не стала говорить ему. Он не поймет, что у меня на душе. А там холод и пустота.

Врач пришел не в десять, а почти в половине одиннадцатого.

– Состояние вашего мужа мы стабилизировали.

– Что это значит? – испуганно произнесла я. Надежда мешалась с отчаянием.

– Жить будет, – заверил меня врач. – Но потребуется еще несколько сложных операций.

– Можно его увидеть? – молитвенно прижала я руки к груди.

– Да, разумеется, медсестра проводит вас. Он без сознания, в искусственной коме.

Против моей воли из глаз потекли слезы. Не то облегчения, не то жалости к Матвею.

Олег обнял меня за плечи:

– Вот видишь, все хорошо. Матвей сильный, он обязательно выкарабкается. Главное, что будет жить.

– Да, это главное, – всхлипнула я.

Пусть в инвалидном кресле, пусть прикованный к постели. Я смогу поставить его на ноги, чего бы мне это не стоило. А если не смогу, не перестану любить. Лишь бы был жив.

Медсестра проводила нас в палату интенсивной терапии. Я охнула и едва не упала без чувств. Олег успел схватить мне за талию и посадить на стул у постели.

Я бы никогда не узнала своего Матвея. Весь в бинтах, лицо сплошной кровоподтек, опухшее, лиловое. Его тело опутывали провода и трубки. Мерно вздыхал прибор вентиляции легких, похожий на кузнечные меха, бежали графики пульса и давления на небольших экранах, как метроном отбивал секунды какой-то прибор.

Передо мной лежал не родной и любимый человек, а его подобие, подключенное к системе жизнеобеспечения.

– Это ужасно, – прошептала я. – За что это ему? Почему?

– Я сделаю все, чтобы помочь Матвею, – заверил Олег и положил руку на мою ладонь. – Все, что потребуется. Лучшие врачи, редкие лекарства, обещаю, достану все. Матвей выкарабкается. Хотя бы ради тебя… Он тебя очень любит и не посмеет оставить одну.

Не знаю, как долго я сидела у постели Матвея. Всматривалась в его лицо, надеясь уловить хорь малейшее движение век. Но ни один мускул не вздрогнул на его лице. Матвей не пытался открыть глаз, его губы оставались безжизненно плотными и неподвижными.

– Вам лучше уйти, – ко мне подошла медсестра. – Сейчас придет врач и займется осмотром пациента. Вы будете мешать.