— И свидетелю вы верите больше, чем советнику и следователю? – спросила я спокойно.

— У него есть запись, как вы стреляете в советника.

— А на записи, случаем, нет следователя? И то, как выстрел попадает мне в спину, а советник Лейц ударил меня кинжалом?

— Нет, на записи этого нет. И запись подлинная.

— Если там нет перечисленных мною эпизодов, тогда они не может быть подлинной.

— Вам нет веры.

Я опустила голову собираясь с силами. Подняв голову с улыбкой, посмотрела на распорядителя. Он напрягся, а я сказала:

— И почему планеты разные, а методы одни и те же. То есть вам плевать на реальные доказательства, и вы готовы верить неизвестному свидетелю, а не уважаемому советнику и маг-следователю.

— Хватит. Вам запрещается говорить.

Он попытался заткнуть мне рот магией. Я легко отшвырнула его заклинание в него же. А потом заблокировала магией двери и весь периметр. Выпустила свою силу и повернувшись к совету сказала:

— Кто еще хочет обвинить меня в покушении, говорите сразу. Потому что я собираюсь сейчас разоблачить кое-кого. Кому действительно выгодна смерть советника Лейца? Кому выгодно очернить фамилию Ларинитиагаш и кинуть тень на советника Ирингуанша? И в последствии сместить с этих должностей двоих советников. Боюсь, если все оставить так, как есть, вас, Герман, все же убьют − и будет уже три свободных места в совете. А теперь закономерный вопрос: кому это выгодно, − я улыбнулась совету, видела, как они напряжены. – Вы думаете, мне нужна власть? Какие же вы наивные. Я правила большой империей больше шести тысяч лет и по горло сыта властью и всеми проблемами, что она несет. Только наивный идиот думает, что власть − это бездействие и роскошь. Власть − это вкалывать с рассвета до поздней ночи. Отвечать за жизнь подданных и ставить на место зарвавшихся и оборзевших чиновников. Я даю один единственный шанс тому, кто организовал нападение на Германа Лейца, объявить об этом сейчас. Я уже знаю, кто это сделал. Твое сердце бьется слишком быстро, запах страха и паники распространился по всему залу. А еще твои мысли, они столь громкие, что мне не составит труда подойти и вывернуть твою голову наизнанку. Но если я подойду до того, как ты чистосердечно признаешься, ты пожалеешь об этом и будешь умолять о смерти. Но смерть − это слишком просто. Уж поверь мне, я многих чиновников ставила в неудобную позу и заставляла работать на благо родины. Делала их жизнь невозможной настолько, что они умоляли о смерти. И сейчас вы, господа, просто развязали мне руки. Дорогой, у тебя две минуты.

Большая часть совета была в глубоком шоке, отец с дедом чуть ли не в экстазе. Герман просто восхищен. Охрана, которую я мягко спеленала, была маленько обалдевшей. Ведь все они были на моих тренировках.

— Время истекает. Я ведь привселюдно выложу все твои грязные тайны, о них узнает вся планете. Или вы думаете, что та, кто правила огромной империей и держала большую толпу мужиков страхе не справится с одним зарвавшимся?

— Это я все организовал и нанял стрелка. Я хотел освободить место для зятя и сына, − подорвался бледный до синевы мужчина.

— Выходи ко мне, дорогой. Мы это сейчас засвидетельствуем, и ты сам, без моего вмешательства, все расскажешь и подпишешь чистосердечное признание.

— Ну у тебя и, кхм, железные, нервы, − сказал дед.

— Нервы не железные. Но все, что сказала, это правда. Запишу в познавательных целях несколько лет моей жизни.

Уже бывший советник все рассказал и записал чистосердечное признание. Оказывается, распорядитель тоже был замешан. Все бумаги оформили, и я полностью сняла удерживающее заклинания.