– Конечно,– спохватился Ласковин.– Завтра тебе позвоню. Где он лежит?

– На Восстания. Это…

– Знаю. Пока, Миш. Мне очень жаль!

– Ты ни при чем,– сказал однокашник.– Пока. Я позвоню сам, ладно?

– Звони, конечно!

Андрей положил трубку и сразу же начал обуваться. Через полчаса он остановил машину у дома, где жил Конь.

Виктор Петрович Сипякин владел просторной шестикомнатной квартирой на четвертом этаже.

С видом на Неву. Площадь ее была никак не меньше двухсот квадратных метров, а то, что половина окон выходила на Адмиралтейскую набережную, делало стоимость этих апартаментов невообразимой для среднего петербуржца. Андрей бывал здесь пару раз, и у него сложилось ощущение, что это не жилье, а банкетный зал. Впрочем, Сипякин жил здесь, и жил один, если не считать неотлучно находившегося при нем Абрека. Мысль о человеке, бродившем в полутьме по анфиладам четырехметровой высоты комнат, вызывала у Ласковина странные ассоциации.

Поднимаясь в непривычно чистом лифте (внизу сидел вахтер, на пару с кодовым замком отсекавший нежелательных посетителей), Ласковин глядел на себя в потемневшее от времени зеркало и думал о том, что скажет своему шефу. А что, собственно, он ему скажет?

Дверь открыл Абрек.

– Ты ко мне? – спросил он.– Или к нему?

– К нему,– ответил Ласковин, удивленный вопросом. Он знал, что телохранитель Коня ему симпатизирует, но не думал, что настолько.

– Петрович! – крикнул Абрек в пространство.– Ласковин пришел!

– Веди сюда,– донеслось из недр двухсотметровой квартиры.

Сейчас апартаменты Сипякина уже не были похожи на банкетный зал. Приглушенный свет в холле, зеркала, увеличивающие и без того просторную прихожую… Но одежда на вешалке, домашние тапочки… И тишина.

Конь смотрел видик в сравнительно небольшой комнате позади гостиной. Был он в пестром халате и меховых шлепанцах. По-домашнему. Смотрел мультики.

– Садись,– велел он удивленному темати-

кой кассеты Ласковину.– Сюда садись, в кресло. Абрек, налей ему… Чего тебе налить?

– Я за рулем,– покачал головой Андрей.

– Херня,– отмахнулся Сипякин.– Сунешь ментяре полтинник…

– Ночь,– сказал Абрек.– Дороги скользкие. Снег.

– Так пусть остается! Ласковин, у меня останешься. Абрек девочек закажет. Эскорт, двести баксов штука, хорошо будет!

– Правда, оставайся,– пробасил Абрек, кладя на плечо Ласковину увесистую длань.– Раз Петрович расщедрился, крутанем его по полной, да?

Сипякин хохотнул.

– Угу,– сказал он.– Я для своих ничего не пожалею. А ты, Ласковин,– мой. Ты, Ласковин, крепкий мужик, я таких люблю!

– Да нет, спасибо, Виктор Петрович,– сухо сказал Андрей.– У меня большие неприятности, Виктор Петрович.

Абрек убрал руку с его плеча, но по-прежнему стоял сзади. Как ни странно, Ласковина это не нервировало, а скорее успокаивало.

– Херня! – Конь мотнул головой.– Я сказал – ты отмазан. Все. Конец.

– К сожалению, не все, Виктор Петрович,– возразил Андрей.

Сипякин повернулся к нему. «Выхлоп» у него уже был будь здоров, но Конь славился умени-

ем заглатывать спиртное, сохраняя ясность мыслей.

– Опять наехал кто? – осведомился он.– Кто, суки? Ты мне скажи! – поднапуская куража.—

Я им голову в жопу запихну!

– Не на меня,– покачал головой Ласковин.– Парень, который со мной был, в больнице. Машина сбила.

– Бывает,– отвернувшись, равнодушно изрек Сипякин.– Абрек, пивка мне налей. И выключи видак к екалой матери!

Что-то в его реакции показалось Андрею неестественным.

– Их машина! – с нажимом произнес Андрей.

Сипякин вновь повернулся к нему вместе с креслом (оно оказалось на колесиках), глянул холодными трезвыми глазами: