до, а с другой - заглушил все хорошее…

Дать бы Пете выговориться, может это было бы правильно, но было но… Олеся спрашивала у Петра про детский дом и он наотрез отказывался рассказывать, а для чего завел этот разговор сейчас? Чтобы она поняла и прониклась к детям живущим там, и тем самым поняла его трепетное отношение к бывшей пассии? Ну уж нет. Этого не будет. Она уже давно не брошенная девочка, а взрослая женщина.

- Петь, а к чему ты сейчас про детский дом? Чтобы я твою бывшую пожалела?

Он будто летал в прострации, но услышав ее слова, резко обернулся, впиваясь внимательным взглядом.

Кинул окурок в автомобильную пепельницу и повернулся вполоборота к Лесе.

- Жалеть никого не надо. Просто видишь в чем дело, у родителей было много родственников и уже после их к смерти к деду приезжали. Я отлично общался с двоюродными братом и сестрой, с их отцом дядей Юрой. Он меня с собой на рыбалку брал, привозил подарки. А когда приехал на похороны деда, попросил прощения - брать к себе он меня не собирался. Остальные родственники так вообще приехали делить дедов дом. И ни один даже не спросил, как я. Прости, но детский дом - это не та участь, которую я бы хотел своему ребенку.

- Причем здесь детский дом? К чему ты о нем заговорил? - было совершенно непонятно к чему он клонил.

- К тому Леся, что именно там я стал ценить семью. Пока ты в своем доме и рядом близкие люди, все это воспринимаешь, как должное. Так и надо. Чуть ли ни как их обязанность быть рядом. И только потом понимаешь - тебе никто ничего не был обязан. Это ты обязан был ценить, то что тебе давали. У этой девочки, Ангелины, у нее есть только Марина, а теперь еще и я. И я хочу чтобы она знала, ей есть куда прийти в случае бед. И не просто добрый самаритянин, который помог по доброте душевной, а родной человек.

- Так может будем опекать всех детей? Их полно в том же детском доме. Давай возьмем, если ты вдруг захотел помогать чужим детям.

Чего добивалась Леся, бросая так неосторожно эти слова уже и сама не понимала. Разговаривать сейчас было не лучшей идеей, но останавливаться было уже поздно.

- То есть из детского дома ты на ребенка готова, лишь бы это была не Ангелина? Так? - и не было уже теплоты, которая еще минуту назад украдкой скользила в глубине глаз мужа.

Колючки - вот, что сейчас было вместо обычных взглядов. А голос, словно резал по живому. Она его задела - Олеся это отчетливо поняла.

Вот только у нее была и своя боль.

- Я никого не хочу. Мне сейчас хватает двоих наших детей. Это тебе вдруг оказалось мало. Это ты решил играть супергероя, когда среди ночи мотался к ней, а потом придумывал нелепые отговорки. А сегодня, ты забыл, что обещал сводить в детский центр детей. В тот же самый центр! Это как?

- Я всего один раз срывался из дома ночью. - Петр слышно скрипнул зубами. - Я не мог иначе, Ангелина заболела.

У Леси вырвался горький смешок:

- Все было настолько серьезно, что никак без твоего присутствия? Что-то ты не срывался с работы к Мише и Маше, когда они болели…

Олеся думала дверь отлетит от того, как резко Петр ее открыл. Едва ли не отшвырнул. Порывисто вышел и оперся о капот машины, опустив голову. Его плечи ходили ходуном, а руки на корпусе машины то сжимались, то разжимались.

Поднял взгляд и посмотрел ей прямо в глаза, через лобовое стекло. И это было слишком. Там столько всего бушевало.

Только долго в гляделки он играть не стал. Порывисто приблизился к пассажирской дверце, открыл ее и навис над Олесей монолитной скалой:

- Хочешь знать почему я не рвался домой, но сорвался к ней? Потому что дома ты. И все, что я могу, когда болеют наши с тобой дети - это ходить вокруг вас и заламывать руки, от того, что не знаю, что делать. И вместо детей тебе бы приходилось успокаивать еще и меня. Поэтому заламывал руки я на работе, а точнее вламывал всем сотрудникам. Они тебе в точности до дня, могу сказать все случаи, когда болели наши двойняшки. А еще я знаю, что если дело действительно серьезное, то ты позвонишь и так и скажешь. Тут вопрос не в пофигизме, а в доверии. Тебе я доверяю. А там, неизвестная мне женщина, о которой я слышать не слышал девять лет. И уж точно не мог быть уверенным, что она хорошая мать. И что удивительно - не ошибся. На руках с восьмилетним ребенком, у нее в аптечки были перекись водорода и градусник - все! У меня подозрение, что раньше всем в семье занимался ее покойный муж, Боря. Потому что я не представляю, как девочка смогла дожить до восьми лет. И знаешь что? Там я вел себя четко - не переживал и знал точно, что делать. Почему? Потому что в голове проносилось все то, что успокаивая меня, ты говорила о лекарствах - для чего они нужны и через сколько подействуют. Так что и там я помог, благодаря тебе.