У графа уже были подняты обе брови, и он смотрел на меня как на пациентку из дома душевнобольных. Я потрясла перед ним жадно хватающим ртом воздух мышом. Василиск явно был потрясен и почему-то постоянно отпихивался рукой от моего трофея.

– Здрасьте, – прохрипел мышь, и я его все-таки отпустила. Счастливый Пых воспарил к потолку и, нахохлившись, уселся на балдахин, поглядывая на меня и графа сверху.

Перевожу взгляд на графа, вежливо ему улыбаюсь и аристократическим кивком позволяю продолжать.

– Гм, – задумчиво протянул он, почему-то поглядывая на дверь, – ну что ж.

– Вы хотели о чем-то меня спросить, – напомнила я.

Более осмысленное выражение на лице. Может, я как-то не так себя веду?

– Во-первых, я хотел бы знать, для кого именно вы пытались украсть мою картину?

Я пожала плечами:

– Для менялы, но он всего лишь посредник и явно уже куда-нибудь смылся, как только узнал, что меня поймали.

– А как он это узнал?

– Так это ж очевидно: раз я не пришла к указанному сроку, значит, контакты со мной автоматически прекращаются. И мне надо либо искать нового менялу, либо вести праведный образ жизни на свой страх и риск.

Дрейк задумчиво откинулся на спинку стула, о чем-то размышляя.

– Что ж, этого менялу мы уже взяли. Я просто хотел проверить, насколько вы, сударыня, можете быть откровенны со мной.

Я только фыркнула. И дураку понятно, что в моей ситуации лучше всего будет не трепыхаться и активно втираться в доверие. С василисками шутки плохи. Да и надеяться на то, что кто-нибудь придет на выручку и спасет, было бы ну очень глупо. В нашем мире правит только один закон: каждый сам за себя.

– Второй вопрос, – прервал мои размышления граф, – кто твои родители?

Мы уже на «ты»? Это приятно. Глядишь, и в живых оставит.

– Я не знаю. Младенцем меня подкинули на порог бездетной семье, которая меня, собственно, и вырастила.

Он кивнул с таким видом, будто ничего другого и не ожидал.

Я и сама давно знала, что уж кем-кем, а человеком являюсь вряд ли. Чего стоят только вылезающие при стрессе когти из фаланг пальцев рук, умение отращивать под водой жабры, а в случае смертельной опасности еще и покрываться прочной чешуей? Да мало ли, может, я до сих пор еще не открыла все возможности своего тела.

– А что? Какая вам разница, кто именно были мои родители?

– Мы, кажется, перешли на «ты»?

Пожимаю плечами. Хозяин барин. Хоть на «ты», хоть на «вы», – мне бы только смыться отсюда. А там – поминай как звали.

– На твои вопросы, Катерина, я отвечу позже.

– Не Катерина.

Смотрит вопросительно.

– Не Катерина. Мое имя – Кэт, и все. Это не сокращение.

Кивнув, он продолжил:

– Пусть будет Кэт. Я не возражаю. И все же ответь: что ты имеешь лично против моего рода?

У меня просто челюсть отвисла.

Ну, ничего себе заявочки. Что я имею против его рода? Интересно, а почему я до сих пор жива, если есть даже просто предположение о том, что я – против василисков? Любого, кто раньше не так косился, проходя мимо человека с такими глазами, убивали быстро и мучительно, сжигая взглядом до состояния золы или обращая навечно в камень. Хотя человеком назвать его было сложно. М-да.

– А-а-а… э-э-э… гм… – глубокомысленно промычала я, косясь на сидевшего неподалеку мыша.

Мышь невозмутимо чесал лапкой за ухом, щурясь от удовольствия.

– Да ничего я против рода василисков не имею. Я вообще очень хорошая, просто шла мимо, дай, думаю, загляну на огонек, а тут ты! Я потанцевала. А в комнате смотрю: какая-то летучая мышь ворует имущество, ну и, чтобы ты не расстроился, решила закрыть тебе глаза.