Месяц июнь. Шел я больше всего по полотну железной дороги. Снова поля. Снова леса, снова певчие птицы, снова и цветы, снова объятия красоты. Вот уже хлеб колосится. Луга – хоть сейчас коси! Здесь богатая Малороссия. Иду с великим восторгом радости. Иду на старый Афон. При одной мысли об этом все мое существо млеет от нестерпимой жажды, как бы скорее быть на Афоне. Лаврское пение, мотив чтения диакона в Успенской Лаврской церкви сильно звучат в моих ушах. Семен Самсонович во весь рост стоит в моем воображении. Молитва, слезы вулканом вырываются из моего сердца. Хорошо, право хорошо! Вот уже вечер. Будочник сам зовет меня ночевать у себя. Ночую. Устал, сна нет. Козинка, мои родители, Семен Самсонович, Лавра, Афон чередуются в моем воображении. Уснул. Утром рано я пробудился, напился чаю, иду далее. Переживаю в себе то же самое. Особенно в это время, как никогда прежде, пламенная молитва, как бы сама собою, без всякого с моей стороны насилия многоструйной рекой несется из моего сердца к Богу. Тут во время шествия вспоминаешь из своего детства и всех друзей, и всех козинских мальчиков, и все те места, где приходилось с ними беседовать о Боге, читать Св. Евангелие, ночевать с лошадьми, стеречь овец и т. д. Уже полдень. Жарко. От полотна железной дороги отхожу на почтительное расстояние, сажусь на межу посеянного хлеба или ухожу в глубь пшеницы, вынимаю Св. Евангелие из-за пазухи и горячо-горячо читаю его. На душе сладко. На сердце легко, на совести чисто. Вот уже солнце начало склоняться к западу. Встаю и снова иду дальше. Жаворонки своим пением увеселяют путь мой. Присутствие Христа очень близко ко мне, я как будто ощущаю Его сладостное дыхание на себе самом. Уже поздно. Будка. Я прошусь ночевать. Меня принимают. Малороссы. Мало понимаю их язык; если правду сказать, ничего не понимаю. Они улыбаются и начинают говорить со мною по-русски. Все удивляются, что я, такой мальчик, и вдруг решился идти в такой далекий путь!

Снова ночлег, снова ночь, и опять утро, и опять мое путешествие. Лавра с своим пением, с своею святынею во всем своем величии стоит в моем воображении. Вот огромный лес, лесные птицы просто задерживают мой ход. Я каждую певчую птичку хочу видеть. Вот во множественном количестве соловьи отбивают свои сладкие трели, вот иволга свистит, вот красивый удод кукует, вот кукушка возвещает, кому сколько жить, вот дятел кричит, а вот говорунчик и пеночки друг перед другом соперничают в своем лепетании, вот здесь птичка сверчок беспрерывно сверчит, а вот лесные жаворонки нежно и серебристо поют. Малороссия богата певучими птицами. Здесь только мало скворцов, голубей и галок. Ах, как торжественно здесь поют птицы! В эти дни у меня сильно стала появляться вера во Христа. Я чувствовал, что Христос всего меня объемлет Собою. Восторг, радость, экстаз любви к Богу все чаще и чаще стали появляться во мне. Так проходили у меня день за днем. В это время вся природа для меня становилась живым храмом моего Триипостасного Бога. Я чувствовал во всех явлениях природы как бы присутствие моего Господа Христа. Были дни, когда от огромной радости, от пламенной любви к Богу совершенно прекращалось во мне всякое желание есть и пить. Однажды я шел лесом и увидел дикую козу с козленком. Я вдруг почувствовал, что ноги мои от восторга, от какой-то мистической радости стали подкашиваться, слезы брызнули из глаз, я уже дальше не мог идти, я еле свернул с дороги, пал на колени и начал молиться Богу. Здесь на молитве я простоял несколько часов. После этого я почувствовал в себе одичание к людям. Я начал ночевать уже в поле. Были и такие ночи, когда я, вперив очи в небо, всю ночь созерцал небесную красоту бесчисленных звезд. Один раз я пришел в какое-то местечко, вдруг я встретился с местной полицией. Я оробел. Пристав спросил меня, кто я и откуда, и потребовал от меня мой вид. Прочитав его и узнав, куда я иду, он так и покатился со смеха! Затем взял меня к себе на квартиру, напоил меня чаем и дал двадцать копеек, и я пошел дальше. Идя от пристава, я вдруг почувствовал в душе своей острую печаль по своим родителям, но, к моему счастью, она скоро исчезла во мне, а на смену ей я сейчас же стал переполняться прежним вдохновенным радостным настроением. И вот чем ближе я подходил к Одессе, тем больше и больше стал в себе чувствовать молитвенный жар. Тут я не раз сам себе говорил: «О, какое великое дело ради Бога странствовать!» Но вот показался и сам город Одесса. А вот и море! Увидавши море, я от радости затрепетал. «О, Господи, ― воскликнул я, ― Ты все можешь, проведи меня на Афон!»