— Так решил продюсер. И он настоящий профессионал в своем деле, поверьте мне. Именно он принял это решение, и сейчас я с ним согласна. Хотя поначалу была против. Мне очень хотелось, чтобы первой вышла песня «Я живая!», но он оставил ее на десерт. Тут есть своя философия: когда выстреливает первая сильная песня, то все ждут от тебя что-то еще больше. А лучше нет. Эта самая лучшая. И многие расстраиваются.
— Я уверен, что вы напишете еще лучше, чем «Я живая!».
— Надеюсь!
— Вы очень интересно рассказываете и у меня сложилось впечатление, что у вас это так легко вышло, и не было ни единой сложности. Это так?
— Что касается музыки, то да, все получалось идеально. А вот с моей гибкостью, — она прикрыла лицо рукой, как будто ей было стыдно об этом говорить, — были большие проблемы. Тогда в конце восьмидесятых я выходила на сцену, ставила ноги на ширине плеч, закрывала глаза и пела. Сейчас так нельзя: людям нужен драйв и шоу. Меня попросили подвигаться, и я продемонстрировала поломанного буратино, — Светлана засмеялась, — это было так смешно, у меня в телефоне есть это видео, я его часто просматриваю, когда нужно поднять настроение.
— И вы принялись учиться танцам? — предположил Константин Владимирович.
— Да, и еще растяжкой. За три месяца ежедневных, довольно изнурительных тренировок, я скинула все свои лишние килограммы. Чуть позже уже появились мышцы и кубики, о которых мечтает сейчас каждая девушка и я села на шпагат.
— В вашем шоу был воздушный номер на канатах. Вы не боитесь высоты? И понравился ли вам этот опыт?
— Высоты не боюсь, страшно не было, только иногда сердце екало, если резко отпускали или поднимали.
— Расскажите о своих планах, пожалуйста, — попросил ведущий у Светланы, — вы дали три концерта в Нью-Йорке, можем ли мы надеяться, что увидим вас в «Олимпийском» или в Кремле?
— Я об этом еще не думала. Прошел только месяц со дня последнего концерта.
— Но вам понравилось быть на сцене?
— Да, очень. Это невероятная энергетика, чистый кайф.
— Спасибо вам, Светлана, за ответы, сейчас у меня есть несколько вопросов к Сергею.
Ведущий сделал несколько шагов по подиуму. На экране замелькали фотографии книг.
— Сколько романов вы написали? — спросил Константин Владимирович у своего гостя.
— Написал около сорока, — улыбаясь, ответил Сергей, и, видя удивленный взгляд ведущего, дополнил: — но издали пятнадцать.
— Где же остальные двадцать пять?
— Они не нравятся мне. Скажем так: они не доведены до ума, или до того состояния, чтобы я мог их явить миру.
— Что вам мешает довести их до ума?
— Мой перфекционизм в этом ремесле.
— Как он проявляется, можете рассказать?
— Например, в одном мне не нравится окончание романа. Я считаю, что оно должно быть другим, а каким придумать не могу. Или в другом, например, я перечитываю рукопись и понимаю, что не интересно. А как исправить, не знаю. Возможно, когда-нибудь я доберусь до всех текстов и все переделаю, но сейчас мне этого не надо.
— Да, наверное, вам все же этого не надо. Скажите, пожалуйста, вдохновение обязательно для писателя?
— Конечно нет. Это моя работа и я должен делать ее ежедневно.
— А если не пишется? Бывали у вас такие моменты?
— Да, такой период был, когда я был влюблен, а на мои чувства не отвечали. Голова совсем не соображала, я не мог сосредоточиться ни на чем.
— Вы имеете в виду вашу любовь к Светлане? — спросил Константин Владимирович.
— Да.
— Что же вы делали? Как решили вопрос?
— Я тогда не писал. Ждал. И добивался любимой женщины.