Почувствовала его язык, вкус губ. Выдохнула, и застонала, стоило ему вновь оказаться внутри. Гладила его плечи, царапала и подавалась к нему, быстрее и быстрее, резче и резче. Прижималась, не выпуская, чувствовала вкус крови – его или своей – было уже не понять.

С нажимом он провёл до самого бедра, подхватил под коленкой левую ногу и согнул. Проникновения стали настолько глубокими, что нутро раскалилось до предела. Он впечатывался в меня, не жалея, не делая мне скидку, но я и не хотела этого. Влажные удары тел, звук непрекращающихся поцелуев, его мокрые от пота плечи…

— Sì ... sì ... Oh mio Dio! Prego... (Да… Да… О, Боже… Пожалуйста… - пер. с итал.)

Обхватила его лицо, провела губами по скуле, укусила и лизнула. Движения Макса стали такими резкими, что в голове всё плыло, воздух сгустился вместе с темнотой, стал липким и вязким. Запах Макса, запах секса, запах наших тел. Лизнула его ухо, шею. Он вошёл так глубоко, что я громко закричала, рванула ногтями по его коже.

— Сегодня тебе придётся обойтись без сладкого, — зашипев, он согнул ногу ещё сильнее и несколько раз ударился в меня. Слизал с моей шеи капли испарины. Его сильное тело напряглось, мышцы под моими пальцами скрутились жгутами. Толчок, ещё один и ещё. Так быстро, так сильно, что я заметалась, забилась под ним. Потеряла себя в пламени его рук, в его жарком шёпоте.

— Да-а-а, — просипел он. Резко отстранился, и в то же мгновение тёплая струя спермы брызнула мне на живот.

Сгустившийся сильнее запах страсти заполнил собой лёгкие, опьянил, и я, облизнув губы, откинулась на диван. Дотронулась до болезненной груди, до твёрдого соска и застонала. Тело ныло, желание, так и не нашедшее выход, струилось во мне, выворачивало меня, но я понимала – не сегодня. Провела ладонью ниже и тронула живот. Ощутила на пальцах то самое тёплое и снова застонала.

— Да, девочка. — Макс прижал мою руку и заставил размазать сперму по коже, а после поднёс пальцы к моим губам. – Давай, — подтолкнул руку, и я покорно слизала её. Почувствовала его вкус и, абсолютно дезориентированная, изогнулась.

— Макс… — захныкала.

Он выпустил мою кисть и, навалившись, поцеловал. Всё так же грубо, жёстко, но как-то по-новому, прижимая к себе, поглаживая плечи. По телу моему разлилось странное удовлетворение. Я знала, что ему хорошо, самой своей женской сущностью чувствовала это. Провела ладонью вдоль его позвоночника, опустилась к ягодицам и сжала.

— Eppure sei un disgustoso bastardo (И всё-таки ты отвратительный мерзавец – пер. с итал.), — шепнула на выдохе ему в губы.

— Марика…  — услышала предупреждающий рык и потихоньку, рвано засмеялась.

— Disgustoso ... molto disgustoso. (Отвратительный… Самый отвратительный – пер. с итал.)

Прежде, чем он успел что-либо сказать, сжала его волосы и, выгнувшись, откинула голову, подставляя шею его губам, его языку. Закрыла глаза и, чувствуя, как он трётся щетиной о мою кожу, схватила ртом глоток воздуха.

13. 13

Марика

Стоя возле огромного панорамного окна я сквозь марево бледно-розового рассвета смотрела на засыпающий город. Огни, коими он переливался ночью, постепенно угасали, клубы и казино провожали последних посетителей. Обхватила ладонями чашку и сделала глоток чёрного кофе. Укутанная в огромный халат Макса, я чувствовала его запах и невольно вспоминала случившееся ночью. Сожаления я не испытывала, более того, понимала, что где-то в глубине души рада, что моим первым стал не Иван, а Макс. Почему? На этот вопрос ответить мне было сложно.

Внизу померкло ещё несколько огоньков. Отпив кофе, я вздохнула. Всю жизнь родители оберегали меня, пытались оградить от проблем, дать лучшее, и в какой-то момент я стала понимать, что устала. У меня было всё, но это не делало меня счастливой. Мне нужны были собственные решения, собственные поступки и собственные ошибки, которые родители совершать мне не давали. Единственный ребёнок, я буквально задыхалась от их любви. А когда появился Иван…