– Знаешь, что сказал дедушка?

– Что?

– Что мы пойдем в «Макдоналдс».

– Не верю!

– А вот и правда! Он сам сказал.

– Когда?

– Сейчас.

– Я думала, он ненавидит «Макдоналдс»…

– А вот и не ненавидит! Он сказал – мы пойдем за покупками, а потом в «Макдоналдс», все, даже ты, даже Марион, даже я и даже он!

Когда мы поднимались по лестнице, она взяла меня за руку.

– Знаешь, у меня совсем нет одежды. Мы все оставили в Париже…

– И верно, – согласилась я, – мы все там забыли.

– А знаешь, что еще сказал дедушка?

– Нет.

– Он сказал нам с Марион, что купит нам одежду, когда мы пойдем по магазинам. И мы сами все себе выберем…

– Да неужели?

Я переодевала Марион, щекоча ей животик.

Люси сидела на краю кровати и медленно, но неотступно подводила меня к главному.

– И он сказал, что согласен…

– На что?

– На все, что я у него попросила…

Беда!

– А что ты у него попросила?

– Одежду для Барби.

– Одежду для твоей Барби?

– Для Барби и для меня. Одинаковую!

– Ты имеешь в виду эти ужасные сверкающие майки?

– Да, а еще розовые джинсы, и розовые кроссовки с Барби, и носочки с маленькими бантиками… Вот здесь… Сзади…

Она показала место на лодыжке.

Я закончила с Марион.

– Замечаааательно! – воскликнула я. – Ты будешь неповторрриммма!!!

Ее маленький ротик скривился.

– Тебе все красивое не нравится…

Я засмеялась и расцеловала ее чудную мордашку.

Она надевала платье и мечтала вслух:

– Я буду очень красивая, правда?

– Ты уже красивая, крошка, очень, очень красивая.

– Да, но тогда я буду совсем…

– Думаешь, такое возможно?

Она задумалась:

– Наверное, думаю, да…

– Тогда повернись.

«Девочки, какая же это прелесть, – думала я, причесывая Люси, – какая прелесть…»

Пока мы стояли в очереди к кассам, мой свекор признался, что уже лет десять не был в супермаркете.

Я подумала о Сюзанне.

Вечно одна со своей тележкой.

Повсюду и всегда одна.

Наевшись наггетсов, девочки отправились играть в комнату, полную разноцветных шаров. Молодой человек попросил их снять обувь, и я держала на коленях чудовищные кроссовки Люси «You’re a Barbie girl!»[1].

Самым ужасным была прозрачная платформа…

– Как вы могли купить подобную мерзость!

– Ей они так понравились… Я стараюсь не повторять прежних ошибок с новым поколением…

Взять, к примеру, это заведение… Существуй такое тридцать лет назад, я бы никогда не пришел сюда с Кристин и Адрианом. Никогда! А сегодня я спрашиваю себя, почему – ну почему! – лишал их удовольствия? Что мне стоило, в конце-то концов? Четверть часа пострадать? Да что такое пятнадцать минут в сравнении с пунцовыми от счастья лицами твоих дочек?

– Я все делал неправильно, – добавил он, качая головой, – даже этот несчастный сэндвич – и тот держу неправильно, ведь так?

Он закапал майонезом все брюки.

– Хлоя?

– Да?

– Я хочу, чтобы ты поела… Прости, что уподобляюсь Сюзанне, но ты ничего не ела со вчерашнего дня…

– Не могу.

Он сделал новую попытку.

– Да и кто бы смог съесть подобную мерзость?! Кто? Ну ответь. Кто? Да никто!

Я сделала попытку улыбнуться.

– Ладно, разрешаю тебе еще немного посидеть на диете, но уж вечером… Вечером я буду готовить ужин, и тебе придется меня уважить, поняла?

– Поняла.

– А то что это такое? И как прикажете есть эту пищу для космонавтов?

Он ткнул пальцем в подозрительный салат в пластиковом стакане.

Остаток дня мы провели в саду. Девочки порхали вокруг деда, который чинил для них старые качели. Я наблюдала за ними издалека, сидя на ступеньках крыльца. Было холодно и ясно. У дочек волосы сверкали в солнечном свете, и они казались мне прехорошенькими.

Я думала об Адриане. Интересно, чем он сейчас занят?