В Псков прибыли, разгрузились. И пошли в наступление в сторону Риги. Там я попал, мою самоходку подбили, и она сгорела. В заднюю часть попали, в ленивец, видно, из противотанкового орудия. Мы все выскочили, и через некоторое время она запылала. Короче, самоходку потерял, в Ригу пришел двумя самоходками.

– Вам во Пскове не дали самоходок?

– Нет. Только в Риге. Там уже шло наступление, наращивали, усиливали. В Риге мы два или три дня пробыли. Навели переправу понтонно-мостовую через Даугаву. На левый берег. Курляндскую группировку добивали. Там я закончил эпопею. Меня уже после Риги в штаб разведки взяли. Это громко звучит, в общем, оказался при штабе. К тому моменту наш полк уже именовался 370-й Рижский (за взятие Риги) ордена Красной Звезды Гвардейский самоходно-артиллерийский полк. В феврале месяце нас отправили на формирование в Белоруссию. Был такой Белорусско-Литовский танковый военный лагерь. Приехали в Белоруссию. В землянках там разместились. Получили всю технику. Я уже был штабным офицером. Когда закончилась война, мы были в Осиповичах. Вот и все! Особо героических подвигов не совершал.

– Основная цель– пехота или бронированные объекты?

– В бою бронированные объекты более интересные. По пехоте автоматная очередь, пулеметная очередь. Например, мы в лесу, со всех сторон автоматические очереди по броне: дзинь-дзинь-дзинь. Десантники под самоходку, в самоходку забились. Мы стоим хоть бы что. Несколько выстрелов сделали – и тишина. Как с пехотой бороться, особенно с «кукушками». Они на деревья залезали. Только до куста добрался, все, его уже нет. А там сплошные лесные массивы. Воевать финны умели. В Прибалтике, когда 2-й Белорусский фронт уже отрезал немецкую группировку, это октябрь месяц был, немцы плавный отход осуществляли. Арьергард днем наступает, к вечеру занимает оборону. Пока мы разбираемся, что к чему, когда начинаем, уже докладывают: «Немцев нет». Километров 20–30 продвинулись. Опять арьергард. Опять постреляли. Опять остановились. Вот такое было явление. Вдоль Рижского шоссе, правда, можно было сделать маневр, обойти…

– С закрытой позиции приходилось стрелять?

– Нет. Только с открытой, прямой наводкой. Использовали как танк. На стрелковую дивизию давали одну батарею. Я командир батареи, при дивизии. Дадут направление, и ты тянешь. Впереди пехоты. Действовали как танк.

– С немецкими танками сталкиваться приходилось?

– Нет. По бронетранспортерам несколько раз стрелял. Когда в контратаку шли, там две танкетки финские. С первого выстрела – пушка очень хорошая. И в Прибалтике тоже. Бронетранспортеры пошли, с какой целью не знаю, но попали нам под прицел. Подожгли их.

– Трофеи были?

– Нет.

– Шоколад?

– Нет. Единственное, когда по территории Карелии шли, населения не было, в дом зайдешь, можно что-то взять. Валяная рыба висит, сушится. Это прихватывали. Двух пленных взяли с вещмешками. Солдат потрясли, нашли сахарин. Шоколада не было. Какие-то шмотки. Шмотки не нужны были.

В Прибалтике тоже население скрывалось. Общения с населением не было. Единственное, были случаи, когда скот оставался. В хутор заскочили, населения нет, куры, гуси бегают, в хлеву баран кричит, овцы. Были случаи, для общего котла резали.

Я родился 21 июля 1925 года в Казани, потому что в то время мой отец, который был военным, преподавал в военной татаро-башкирской школе. Вообще со мной получилось довольно интересно: имя французское, фамилия белорусская, родился в Татарии, а сам русский.

И тем, что меня назвали в честь Жан-Поля Марата – «друга народа» и одного из героев Французской революции, я тоже обязан своему отцу. Он родился на окраине Белоруссии, в местечке Рудня, в обычной крестьянской семье, но потом попал в водоворот революционных событий, участвовал в Гражданской войне, в бою под Перекопом был ранен. Вступил в комсомол сразу после его создания еще в 1918 году, а уже в 20-м и в партию. Всю жизнь прослужил политработником в армии и, являясь убежденным коммунистом, подобрал для меня такое «революционное» имя.