2 октября мне исполнилось 19 лет. Я, кстати сказать, и забыл, что это день рождения. Потом только опомнился. Ну, опомнился, а что дальше-то?! Ничего.

До Конного разъезда мы дошли, и все – у нас уже и танков почти не осталось, а мотострелковая бригада почти вся полегла. Из моего взвода сгорел только один танк вместе с экипажем. Командиром на нем был Витька Рипринцев. Мы в училище вместе с ним были. Погиб. Механик тоже погиб. Если говорить об этом, то, конечно, много людей погибло. Боев не бывает без жертв, но, конечно, при умелом руководстве их могло бы быть и меньше. А что сделаешь – к тому времени мы еще и воевать-то как следует не научились.

Ну что… задачу прорваться к Чуйкову мы не осилили, но помочь мы здорово помогли (это теперь, в зрелом возрасте, я так рассуждаю). Я так думаю, что задача была поставлена так: «Прорвитесь к Чуйкову. Войдите в город, и корпус будет воевать в самом Сталинграде в подчинении Чуйкова. Ну, а коль скоро этого у вас не получится, то вы хотя бы оттянете на себя часть сил Паулюса и тем самым дадите возможность переправиться с левого берега дивизиям». Вот с этой задачей мы справились. Помогли Чуйкову отстоять город, потому что немцам пришлось большое количество сил отрывать на отражение наших атак.

– Как с радио в танках было в 1942-м?

В 1942-м никакого радио на линейных танках не было. Хорошо, если у командира батальона рация была для связи с комбригом. Радиостанции стали у нас ставить на танки после Сталинградских боев, перед Курской битвой. Тогда у командира роты, у взводных уже стояли рации. На командирские танки ставили рации 10РТ. Хорошие кварцевые радиостанции. Кварц ставился в гнездо на определенную частоту и на двух винтах закреплялся. То есть в бою настройка не соскочит.

– Мат в эфире был в бою?

Ну куда ты денешь нашего мужика русского? И начальники матюкались почище нашего брата. Взять командира бригады или командира батальона. Ведь на нем ответственность, он за всех отвечает, и он видит: какой-то танк что-то мудрит – не туда повернул, ну и…

Нас вывели из боя где-то 18 октября. Остатки корпуса отвели на железнодорожную станцию Качалино. Погрузили и повезли под Саратов, в Татищево. До начала декабря месяца пополнялись людьми, техникой. Получил во взвод еще один Т-70, а потом поехали обратно – погрузились в Татищево в эшелон – и на знакомую станцию Качалино. Тут мы поступили в 5-ю ударную армию, под командование генерал-лейтенанта Попова. К этому времени уже наши окружили Паулюса. Наступили морозы – сопли потекли у немцев. Не зря же эти соломенные лапти они носили и на себя любую тряпку тащили. Конечно, им было очень кисло!

Переправились мы через Дон южнее Калача. Нашему корпусу была поставлена задача ликвидировать плацдарм у Нижнего Чира. 12-го числа мы в ночь переправились и вышли на исходные позиции. Утром 13 декабря рванули вперед. Для немцев это было совершенно неожиданно. У них оборона там была хорошая, капитальная. Прямо надо сказать, они устраивались не так, как мы, – у них обязательно в блиндажах чугунные печки. Ночью, несмотря на морозы, хорошо отдыхать. В траншеях оставались только дежурные, которые периодически пускали ракеты – освещали, чтобы не подползли.

Ротмистров, командир корпуса нашего, этому Попову, командующему 5-й армией, предложил: «Мы что делаем? Мы, по сути, немцев будим. Они выбегают, занимают свои места у пулеметов и противотанковых орудий, и ничего не получается. Несколько раз пробовали, а ведь ничего ж у вас не получилось? Давайте так. Вот эрэсы плюнут, за ними откроет огонь артиллерия, и в это же время двинутся танки». Немцы еще, по сути дела, не успели штаны надеть, а мы уже рядом.