В марте сосредоточились на станции Гусинка, откуда нас направили на переформирование. Тогда делали как? В бригаде остается танков на роту – их в одну роту и сводят. Эта рота остается на фронте, а бригада отправляется на переформирование.

Переформирование нашей бригады происходило в Тамбовской области, недалеко от Мичуринска, станция Хоботово. Там был центр формирования соединений на иностранной технике. Формировались до июня, после чего нас направили на Западный фронт.

– Вы были в резерве командующего Западным фронтом. Что делает танковая часть в резерве? Чем занимались?

Роют окопы для танка, для себя. Землянки, если есть лес, строят. Занимались боевой подготовкой, стрелять учились. Осваивали новое вооружение. Мины изучали.

Зампотех роты Люлька, такой хороший парень был, подорвался на немецкой мине – не знал, как ее разрядить, а взялся, чтобы храбрость показать. Так что спать там не дают. У нас был заместитель командира полка Селиванов. Он нам казался стариком – ему было лет сорок. Он тогда говорил: «Имейте в виду, главная задача в обороне – чтобы люди были сыты и чтобы не спали. Ни минуты лишнего сна! Встал – и начинай что-то делать. Солдат стройте почаще, чтобы они знали, что за ними смотрят, следят!»

Западный фронт перешел в наступление с задачей выйти к Днепру. Ничего не получилось.

В сентябре нас опять отправили на переформирование, на этот раз в Московскую область, в район Наро-Фоминска. Штаб корпуса был в Наро-Фоминске, а мы – в лесу между Кубинкой и Наро-Фоминском.

В декабре мы вошли в состав 6-й танковой армии и с ней попали в самое пекло под Корсунь-Шевченковским.

Наш корпус участвовал в Уманско-Баташанской операции, и в районе Могилев-Подольска мы вышли к Днестру, форсировали его и вышли на старую государственную границу. Это считается одним из первых выходов на государственную границу во время Великой Отечественной войны.

Сперва продвигались неплохо, но, когда подошли к реке Прут, остановились и стояли там практически всю весну и все лето. Мы готовились к наступлению, пополнялись как людьми, так и техникой. Надо сказать, что в 1944 году к нам стали поступать американские танки «Шерман». Это, я считаю, лучший американский танк, который принимал участие в войне. У него и двигатель хороший, и броня хорошая, и оружие хорошее.

После Ясско-Кишиневской операции много молодых ребят типа меня отправили на учебу. Часть попала в академию, в 1944 году туда был набор обстрелянных офицеров. Они выпустились в 1947 году. А я попал в Нефтяной институт имени Губкина – требовались специалисты по горюче-смазочным материалам, и, поскольку я кое-что соображал в математике, меня направили туда, хотя я не хотел – там кормили плохо, по тыловой норме. Мы с еще некоторыми ребятами хотели оттуда поскорей уехать, и это нам удалось – где-то в начале сентября я смог вырваться из института и попал в 9-й гвардейский танковый корпус 2-й танковой армии, в которой уже и заканчивал войну.

В январе 1945 года началось наступление. Наша армия обошла с северо-запада Варшаву. В конце января я был тяжело ранен. Мы остановились ночью сориентироваться, и в этот момент фаустник засадил нам под башню в район боеукладки. Хорошо, что она не взорвалась. Это было мое второе ранение. Первый раз меня ранило под Сталинградом. Тогда мы находились рядом с танком в состоянии ожидания перед атакой. Самолеты тогда нас здорово душили. При налете попал осколок. Я тогда не так-то долго, примерно 6 недель, был на излечении. А тут почти два месяца лечился. Только в апреле выписали, и я снова вернулся в свой 9-й корпус. Войну закончил на окраине Берлина. Вот так, если вкратце. Ничего я вам, никаких боевых эпизодов рассказывать не буду. Уже много есть сказок, которые вы слышали.